– Хорошо… Если вы больше не нуждаетесь в моих услугах… – сказал сторож несколько разочарованно.

– Да, конечно. И спасибо вам большое!

Он снова улыбнулся мне своей дырявой улыбкой и вскоре уже скрылся за серыми плитами памятников.

Дождевик цыплячьего цвета тем временем ушел немного вдаль, потом мне показалось, что он остановился перед могилой Дельбара. Когда я подошла ближе, то могла уже совершенно отчетливо видеть силуэт дамы в капюшоне. Это была милая пожилая женщина, лет шестидесяти, блондинка. Она заметила, как я приближаюсь к ней, подняла на меня испуганный взгляд и бросилась бежать со всех ног по аллее к выходу.

– Мадам, мадам, пожалуйста!

Когда я закричала, она побежала в два раза быстрее. Но в конце концов возраст дал о себе знать, и женщина, запыхавшись, остановилась, схватившись рукой за спину, будто ее, как животное или насекомое, загнали в ловушку.

– Мадам Дельбар?

Поставьте себя хоть на мгновение на место этой женщины: ее дочь, которая умерла двадцать лет назад, внезапно появляется на кладбище! С ней ничего не сделали ни время, ни могильные черви, она прекрасно выглядит и даже ничуть не постарела, наоборот, только еще больше расцвела с того момента, как несчастная мать видела ее в последний раз. Идеальный призрак, не прозрачный, его можно потрогать, а еще он разговаривает и быстро бегает, когда от него удирают со всех ног. Призрак, который так похож на живого обычного человека. Куда лучше призрака – двойник.

– Мадам Дельбар, я хочу немного поговорить с вами.

Я с трудом догнала женщину в желтом дождевике и попыталась ее задержать.

– Оставьте меня!

– Вы Флоранс Дельбар?

– Чем вам это поможет? – прошипела она.

То, что она не отрицала этого, подтвердило мою догадку.

Женщина легонько отдернула от меня руку, но повернулась ко мне лицом, и я наконец смогла ее рассмотреть. Редкий случай, когда дочь так была не похожа на свою мать. Мадам Дельбар оказалась маленькой, кругленькой, ее лицо по форме напоминало приплюснутый с двух концов мяч для регби, светлые прямые коротко стриженные волосы придавали ему еще большую одутловатость.

– Вы даже не знаете, кто я такая… Но вы ведь знаете, на кого я похожа?

Я разжала руку, полностью уверенная в том, что теперь она уже не побежит от меня, любопытство сильнее страха. Мадам Дельбар поддалась на эту маленькую провокацию и принялась молча разглядывать меня. На ее глаза навернулись слезы.

– Аврора умерла… – пробормотала она.

– Я знаю это. Я здесь не для того, чтобы вас напугать…

– А для чего тогда? Кто вы такая?

Я поняла, что преодолела первый барьер ее недоверия. И, если я хотела, чтобы она поверила мне и дальше, нужно было как можно больше успеть рассказать ей о себе.

– Меня зовут Анабель. Анабель Лоран. Чуть больше года назад я познакомилась с братьями Барле. Если точнее, это они меня нашли. Я думаю, вы понимаете почему…

Она молчала, и в глазах ее явно прослеживалось недоверие.

– Я должна была выйти замуж за Дэвида, но не получилось. А сейчас я думаю о том, сказать ли мне «да» Луи, но до этого… Я бы хотела задать вам несколько вопросов. Это не займет много времени. Обещаю.

Мадам Дельбар смотрела на уходящие в сторону аллеи с таким видом, будто ждала оттуда какого-то чудесного избавления, надеясь, что там, например, появится нора и она сможет туда запрыгнуть, как Мартовский Заяц из сказки про Алису, и тем самым избавиться от меня. Наконец, видя, что избавления ниоткуда нет, она согласилась.

– Хорошо… но только всего несколько минут…

Улица Мока оказалась как-то неправильно названа местными жителями, потому что ни одного кафе, бара или пивной здесь и в помине не было. Флоранс Дельбар предложила подняться к вокзалу, всего каких-то триста-четыреста метров. Мы заглянули в самую обыкновенную забегаловку. Первые несколько минут прошли в гробовой тишине. Мы сидели за столиком, перед нами стояли чашки с кофе. Казалось, что Флоранс Дельбар была все еще очень сильно напугана и только искала удобного случая, чтобы поскорее от меня убежать. Я чувствовала, что малейшее неверное слово, движение, воспоминание спугнут ее, она закроется, как ракушка, и больше я не смогу вытянуть из нее ни слова. Нужно было тщательно взвешивать каждую фразу, но еще и суметь удивить ее, подойти к разговору с непривычной стороны…

– Она на вас не очень похожа…

– Простите?

Я будто выдернула ее из далеких отсюда мыслей.

– Аврора и вы… Не очень внешне похожи друг на друга.

– Да, в самом деле, – сказала она так, словно это было для нее очень больно.

Я постаралась смягчить слишком грубое начало беседы.

– Может, на вашего мужа больше похожа?

– Нет… совсем нет.

Ее признание легко могло бы потянуть за собой и другие, но, похоже, этого не случилось.

Солнце, которое несколько минут назад скрылось за облаками, снова выглянуло и ярким светом забило в окна кафе. В лучах солнца ее глаза показались мне более блестящими, чем на самом деле. Рыдания были тут, совсем рядом, вовсе не так далеко, как мне представлялось вначале. Она вот-вот могла расплакаться, разрыдаться, раствориться в своих слезах. Я заговорила:

– Иногда, знаете, сходство перескакивает через несколько поколений. Я, например…

– В случае Авроры не приходится говорить ни о каком сходстве, – отрезала она. – Мы ее удочерили.

Она достала из сумочки носовой платок, по краю которого были вышиты маленькие фиолетовые цветы, и тихо, как мышка, в него высморкалась. Удочерили. Да, это было единственное логичное всему объяснение. Удочерили точно так же, как Барле усыновили Дэвида. Мне казалось, что Флоранс Дельбар не будет отвечать на те вопросы, которые жгли мне губы. Я решила дать ей выговориться, признаться во всем, открыть свое сердце, рассказать все по порядку. Я лишь помогла выскочить пробке из бутылки забвения, а разливать воспоминания она теперь будет уже сама.

– Мы с Жан-Франсуа не могли иметь детей. В то время еще не существовало таких продвинутых техник, как сейчас.

Последняя ее фраза вызвала в моей памяти документальный фильм, транслировавшийся по телевизору несколько дней назад, где как раз рассказывали об Амандин, первом французском ребенке из пробирки, девочке, которая родилась в начале 80-х.

– И если вы хотели во что бы то ни стало иметь ребенка… имелся только один выход – усыновление.

– Однако сделать это было, наверное, проще, чем сейчас?

Я представила себе чистенький детский дом, где за столами сидели светленькие причесанные дети в белых рубашечках, терпеливо ждущие, пока за ними придут папа и мама.