– Есть такое, – согласился Мастер, а Вепрь тем временем продолжил:

– Но вот, стали пропадать такие бойцы, что в аномальных секторах чуть ли не как дома себя чувствовали. Парочка моих знакомых, кого лично знаю, тоже исчезла, испарилась будто. Кто-то опять же слух пустил, что подряды они с какими-то англичашками завели, а отработав, получили такой кус денег, что дальше в Зоне им находиться резонов не было.

– И что?

– И то. – Вепрь вытащил из кармана жетон, бросил его на стол. – Знаешь чей?

Феникс и Мастер склонились над пластиной, оба пожали плечами.

– Нашел с неделю назад, на транспортной площадке на другой стороне. Обход делал и зацепился со сменой «Борея». Там как раз мешки с телами сгружали.

– Много?

– Двухсотых с десяток было. Не считал. Думал, может, мутанты или еще что, но вот это под ногами попалось. И кровью, кровью пахнет человеческой. Я ее никогда и ни с чем не спутаю.

– И что делать думаешь?

– Пока не знаю. – Вепрь снова разлил алкоголь. Подняли рюмки, выпили. Тишина длилась с минуту. Откашлявшись в кулак, сталкер потянулся за бутербродом. – Ясно, что с «Бореем» мне не по пути. У них своя дорога, у меня своя. В черном мешке совершенно не хочется оказаться. Как бабло придет на счет за последний месяц, соберу парней и опишу ситуацию, а потом посмотрим. У меня уже и тревожный рюкзак собран. Уйду в поле аномалий, засяду на болотах, и там меня ни одна тварь не найдет.

– А по нам что?

– Ну, по вам все просто. – Вепрь поморщился. – Денег надо, чтобы вы прошли. Лично мне, конечно, толика малая, а еще старшинам патруля, чтобы в бутылку не лезли. У нас ведь какое охранение: в два этапа. Внешники, вроде тех, что вы встретили, они месяцами могут в бункер не войти, а есть еще полоса внутри, там они носами трутся. Задания какие-то выполняют. Могу отрекомендовать тебя для второго заслона, так в бункер и проникнешь. Вот только потом за твою шкуру я и ломаного гроша бы не дал. Ты пойдешь или приятель твой? – Вепрь кивнул в сторону Феникса.

– Я пойду. – Феникс пододвинул к себе рюмку, скосился на приоткрытое окошко, куда уходил сигаретный дым. Накурено было так, что едва тлевшую вольфрамовой нитью лампочку под потолком с трудом различить можно было. – У меня там свой резон. Нала у меня нет, я с центром свяжусь. Сколько надо, тебе на счет перебросят, так что крепко подумай о сумме.

– Добре.

Бутылка вновь пошла по рюмкам, наполняя их до краев.

Камера была совсем крохотной и больше по своим размерам напоминала тамбур вагона. Окон не было, только бетон и ведро, чтоб нужду справлять. На таком же шершавом бетонном полу был брошен старый матрас с бурыми пятнами, прикасаться к которому не было особого желания. В углу, вперившись бессмысленным взглядом в пустоту, сидел человек. С одеждой он давно распрощался, возможно, и не по своей воле. В камере было ощутимо холодно, но человек не обращал внимания на температуру. Шею мужчины обхватывала тугая повязка, чуть захватывающая затылок.

В самом верху помещения, туда, где не достать, виднелся глазок камеры.

Человек сидел молча, не шевелясь. Изредка он подносил к глазам руки, смотрел на них с каким-то нескрываемым удивлением и вновь бессильно опускал на пол. Тем его активность и ограничивалась. За глазком камеры тянулся кабель, метров триста, проброшенный по кабель-каналу. Если бы можно было проследить за ним, то он вывел бы в итоге в помещение, где напротив монитора сидели двое. Один, пухлый, рыхловатый мужик в старом лабораторном халате, нервно курил, то и дело поглядывая на экран, на котором отображалась камера и скорчившийся в углу голый человек. Второй, крепкий, подтянутый, с сединой на висках и крохотной сеткой шрамов на подбородке, почти незаметных под трехдневной щетиной, спросил:

– Денис Петрович, чего мы ждем? Давно бы его на операцию.

Мужчина в халате поежился.

– Вы, Грибов, видимо, думаете, что мне все это для развлечения надо?

– Иногда да. – Военный усмехнулся.

– Чушь! – Денис Петрович взмахнул руками, и пепел с его сигареты упал на пол. Злобно растерев его подошвой ботинка, ученый затушил сигарету в переполненной пепельнице. – Внешний слой камеры под бетоном напичкан электроникой. Вон, полюбуйтесь на тесты. Температура, пульс, нейронная активность. У него такое поле в башке, что выжжет нашу электронику к чертовой матери, и мы не просто данные потеряем, но и все, что к электронике подключено.

– И как же так вышло?

– А вот не знаю. Побочный эффект на основе работы нейросети. ИИ Бригадир обучаем, он черпает информацию извне, постоянно модифицируется и растет. Когда мы выпускали Дженнингса в Зону, ИИ классифицировался по минимуму, как трехлетний ребенок. Он только и мог, что гонять адреналин по венам да запускать регенерацию на износ. Сейчас он попал в стрессовую ситуацию и включил защитный механизм, причем который сам и придумал. Вы понимаете, ИИ решил действовать самостоятельно.

– А как же три правила робототехники?

– Грибов, вы фантастики перечитали? Бросьте это, бросьте к чертам. ИИ не считает себя искусственным интеллектом. Наоборот, он мыслящий, дышащий, существующий в реальном мире. Он думает, что может чувствовать, ощущать боль, понимать, какова на вкус сигарета, но все эти данные он получает из мозга носителя. Мы просто не могли это предусмотреть.

– Как же так?

– Да вот так. Ядро технологии разрабатывалось не в нашем НИИ. Я навел справки, и в штаб-квартире «Айрон Армор» не готовы делиться исходным кодом продукта. На мои разумные увещевания о том, что вмешательство в бету просто необходимо именно на исходном уровне, мягко говоря, проигнорировали.

– И что из этого следует?

– А то, что либо там сидят одни дураки, не понимающие концепцию, в чем я лично очень сомневаюсь. Либо исходного кода и вовсе нет.

– Украли?

– Украли, нашли. Чертова уйма вариантов. Мои ребята из программирования нейростимуляций пытаются разобрать код, но там все настолько сложно, что на это уйдет еще месяц.

– А к этому времени мы потеряем испытуемого.

– Возможно. Я сейчас вообще не готов давать даже временные прогнозы. От еды и воды он отказывается, и вообще, ты за эти дни видел, чтобы он хоть раз использовал ведро по назначению?

– Ну, стрессовые ситуации, закрепило бедолагу.

– Обезвоживание, Грибов. Без воды организм продержится недолго. К концу недели это будет уже живой труп, а смерть от обезвоживания одна из самых страшных.

– Да не объясняй, я видел в Ираке.

– Вот то-то и оно.

* * *

Бригадир сидел в своей камере уже вторые сутки, хотя точное время заключения он сказать был не готов. Он то находился в отключке, то под препаратами. Обессиленный, озлобленный, он совершенно потерялся в этом мире, и теперь все происходящее вокруг казалось ему серым размазанным пятном, будто кто-то взял все краски, слил в одну емкость, а после размешал.