Затем, когда подходила к концу сиеста, оставшийся на вахте Асдрубаль снова заметил катер, возвращавшийся с севера и быстро прошедший примерно в шести милях от баркаса на на юго-запад.

— Хороша лодка, если так мчится! — заметил Абелай Пердомо, внимательно следя за быстро удаляющимся катером. — Потому-то он и прыгает по волнам, переваливаясь с кормы на нос. Люди, находящиеся на нем, никогда не смогут хорошенько рассмотреть все в бинокль. — Он показал пальцем вперед. — Нужно было ему остаться там, лечь в дрейф и искать нас. Конечно, на поиски ушло бы немало времени, но через несколько часов он бы нас наверняка обнаружил… — Тут старый моряк улыбнулся: — Впрочем, это проблема людей с материка, сунувшихся в море. Давай! В море! Летают по нему во всю прыть, не беря на себя труд остановиться и подумать, а мы, люди моря, живем океаном и постоянно говорим с ним. — Он замолчал, глядя, как катер продолжал удаляться, и наконец, глубоко вздохнув, встал. — Добро! Думаю, что этим вечером он уже сюда не вернется. Теперь нам предстоит самая сложная работа: снова поставить баркас на ход.

— И куда ты хочешь направиться? — спросил Себастьян.

— Америка все еще на западе…

— Они это тоже знают. И будут, разыскивая нас, тоже плыть на запад.

— Устанут!

— Когда? И как мы узнаем, что они сдались?

Абелай очень внимательно посмотрел на сына, пытаясь понять, что именно тот хочет ему сказать.

— Может, у тебя есть идея получше? — спросил он наконец.

— Муссоны дуют на юго-запад, — заметил Себастьян. — И туда же нас несет течение. Это самый простой путь: отсюда нужно добраться до мыса Кабо-Верде, чтобы затем воспользоваться муссонами и экваториальным течением Северного полушария — они-то и поведут нас прямехонько к берегам Венесуэлы или к Антильским островам. Если мы будем придерживаться этого курса, то они рано или поздно найдут нас и схватят; если же мы каждый день станем повторять этот трюк с брезентом, то никогда не доберемся до берега.

— Что тогда?

— Лучше всего будет отклониться от ранее выбранного курса. Нам нужно идти на северо-запад. Там им никогда не придет в голову искать нас.

— На северо-запад? — Абелай Пердомо покачал головой, словно пытаясь отогнать подальше эту идею. — Послушай, сын, на северо-западе нет ветров. Если мы свернем с пути, где дуют попутные муссоны, то рискуем попасть в мертвый штиль.

— Я знаю, — согласился Себастьян. — Однако штиль много лучше Дамиана Сентено. Ты сам сказал, что мы люди моря, а значит, сумеем выжить в море даже при затяжном штиле. Мы не спешим: когда-нибудь да доберемся до места. Наша единственная проблема — пресная вода, однако рано или поздно, но дождь обязательно прольется.

— В этих краях иногда целый год не бывало дождя.

— На Лансароте — да, но не на море. — Было ясно, что Себастьян абсолютно уверен в своих словах. — Мы привыкли к жажде. Всего-то и надо выдержать пару месяцев.

— Пару месяцев! — ужаснулась Аурелия, оглядываясь вокруг: мысль о том, чтобы провести в море несколько месяцев, да еще и на утлом суденышке, показалась ей поистине ужасной. — Никогда не думала, что это может продлиться так долго.

— Америка очень далеко, мать, — напомнил ей Себастьян. — А этот баркас и без того уже очень долго продержался на плаву. Быстрее он идти не может — мы не в силах требовать от него невозможного. — С этими словами он повернулся к отцу: — Тогда какой мы выберем курс?

— Дай подумать, — попросил отец. — Сейчас главное — откачать воду и поставить мачты, прежде чем наступит ночь. Вперед!

И снова им предстояла работа на пределе человеческих возможностей, так как насосы были старыми и уже успели изрядно проржаветь. Под конец члены маленькой команды работали как сомнамбулы, монотонно поднимая и опуская руки.

Айза и Аурелия помогали мужчинам, вычерпывая воду ведрами, и вот, сантиметр за сантиметром, баркас начал подниматься до ватерлинии. Выцветший синий брезент, наполовину изодранный, вернулся на свое прежнее место.

Солнце быстро клонилось к закату, пытаясь как можно скорее укрыться за горизонт. Катера нигде не было видно, и беглецы наконец-то решили поставить мачты. Закончив работы, они буквально повалились на палубы, пытаясь отдышаться.

— Нам придется делать это каждый день? — спросила Айза, когда наконец-то начала нормально дышать.

— Каждый день, если только этот проклятый катер не уберется восвояси, — ответил отец. — В ясный день мачту могут заметить даже люди, всю свою жизнь проведшие на суше, а я не хочу рисковать.

— Мы так долго не выдержим! — возразила девушка. — Не выдержим… — повторила она. — Сколько весят эти мачты?

Абелай лишь пожал плечами и улыбнулся:

— Не знаю, однако не думаю, что они стали хоть немного легче с тех пор, как мы с твоим дедом каждый день снимали и ставили их. А ведь тогда мы не спасали свои жизни, а всего лишь хотели поймать несколько лангустов. — Он нежно погладил дочь по голове. — Знаешь, теперь я понимаю: старые люди были правы, когда говорили, что новое поколение рождается слабым. Вперед, — велел он, — нужно поставить на место бизани и поднять паруса. Я хочу быть на ходу, когда солнце совсем спрячется за горизонтом.

— Куда мы пойдем?

Абелай Пердомо повернулся к Себастьяну, задавшему этот вопрос. Он несколько секунд поразмыслил и едва заметно кивнул:

— На северо-запад. Любая судьба лучше той, которая сведет нас с Дамианом Сентено.

* * *

Они всю ночь шли на северо-запад, подгоняемые капризным порывистым ветром, заставлявшим не спускать глаз с парусов и все время подправлять курс. Ветер кружил вокруг баркаса, и, хотя в основном он дул в борт, никто не мог поручиться, что в следующую секунду он не окажется встречным или не повернет на север, а то и еще куда-нибудь, куда ему захочется, вынуждая входить в крутой бейдевинд, отчего лодка стонала еще сильнее, чем обычно, словно жаловалась на непосильную работу, которую люди взвалили на ее старые борта.

Так как они шли в кромешной тьме, то, естественно, должны были до минимума уменьшить парусность. Но так как они торопились как можно скорее покинуть эти воды, то предпочли идти под всеми парусами. Трое мужчин все время находились на палубе, спали урывками и вскакивали всякий раз, как слышали голос рулевого, отдававшего очередную команду.

Конечно, им приходилось нелегко, но отчаянным они свое положение не считали, ибо привыкли к жизни, полной боли и трудностей, и другой они не знали. Абелай Пердомо, как и любой из его сыновей, мог с закрытыми глазами править старым баркасом, и ночь для них в этом смысле не сильно отличалась от дня.

Легче всего приходилось Асдрубалю, который был не таким образованным, как его брат и сестра, но лучше приспособленным к жизни в море на борту лодки. Он спал точно так же, как и худющие псы Педро Печального: с одним приподнятым ухом и одним открытым глазом, прислонившись к главной мачте и подставив лицо ветру, чтобы знать, когда он переменится. Баркас же словно стал продолжением его собственного тела, и он его чувствовал так, как чувствовал свою руку или ногу.