– Можете подойти, только без собаки, – сказал он. – Вас Павло не тронет.

Повернувшись к Роджеру, я понял по его взгляду, что при всей своей отваге он встрече с медведем не рад и держится рядом исключительно из чувства долга. Услышав, что можно возвращаться домой, он посмотрел на меня с благодарностью и затрусил вверх по склону с таким видом, будто никакого медведя и не приметил. Несмотря на заверения мужчины, что Павло безобиден, я приближался к нему с осторожностью. Даже сидя на задних лапах, зверь этот, совсем еще молодой, был на фут выше меня, а на его широких мохнатых лапах красовались устрашающе посверкивающие когти, которые он мог запросто пустить в ход. Мишка поглядывал на меня своими мерцающими карими глазками и ровно дышал. Чем-то он был похож на ожившую гору водорослей. Я обходил это чудо, желая оценить его достоинства под разными углами.

При этом я засыпал мужчину вопросами. Сколько лет зверю? Где его раздобыли? Что он умеет?

– Он танцует, зарабатывает на жизнь себе и мне, – ответил мужчина. Мой восторг его явно забавлял. – Сейчас покажу.

Он поднял с земли палку с крючком на конце и просунул его в кольцо на наморднике.

– Давай потанцуй с папой.

Медвежонок быстро вскочил. Мужчина щелкнул пальцами и начал насвистывать жалобную мелодию, переступая в такт, а мишка составил ему пару. Они вместе устроили торжественный менуэт среди кустов колючек цвета электрик и высушенных стеблей златоцветника. Я готов был смотреть на это бесконечно. Когда песня закончилась, мишка, явно по заведенному порядку, опустился на четыре лапы и громко чихнул.

– Браво! – тихо сказал хозяин. – Браво!

Я с воодушевлением захлопал. Еще никогда, честно признался я ему, не видел я красивее танца и такого замечательного исполнителя, как Павло. Можно мне его погладить?

– Можете с ним делать все что угодно! – засмеялся мужчина и вытащил крючок из кольца на наморднике. – Он у меня дурачок. Не причинит вреда даже тому, кто стащит у него еду.

В доказательство своего утверждения он принялся чесать медвежонку спину, а тот, задрав голову к небу, издавал утробное, хриплое урчание, потом в экстазе распростерся на земле и стал похож на брошенную медвежью шкуру.

– Он любит, когда его щекочут, – сказал хозяин. – Пощекочите его.

Следующие полчаса превратились для меня в истинное наслаждение. Я щекотал мишку, а он урчал от удовольствия. Я изучал его большие когти и уши и ясные глазенки, а он терпел меня, делая вид, что спит. Привалившись к теплой туше, я заговорил с хозяином. В моей голове созрел план. Я решил, что медвежонок должен стать моим. Собаки и другие домашние питомцы быстро к нему привыкнут, и мы с ним будем вальсировать на холмах. Я уже убедил себя в том, что моя семья придет в восторг от такого умнейшего существа. Но для начала надо человека задобрить, чтобы легче было с ним торговаться. С местными крестьянами торговля превращалась в голосистый, затяжной и в целом непростой процесс. Но здесь я имел дело с цыганом, а уж они по части торговаться натуральные виртуозы. Он не производил впечатления человека замкнутого и сдержанного, как другие цыгане, с которыми я имел дело, и я это воспринял как добрый знак. Я спросил, откуда он приехал.

– Издалека, издалека, – ответил он, закрыл свои пожитки старым брезентом и начал вытряхивать худые одеяла, которые наверняка послужат ему ночным ложем. – Прошлой ночью мы приплыли в Лефкими и с тех пор все время на ногах. Я, Павло и Голова. В автобус Павло, сами понимаете, не пускают, боятся. Прошлую ночь мы вообще не спали, но сегодня выспимся здесь, а уж утром доберемся до города.

Заинтригованный, я попросил его пояснить, что значит «я, Павло и Голова».

– Голова. Моя говорящая Голова. – Он снова подхватил свою медвежью палку и с ухмылочкой постучал ею по брезенту, прикрывающему пожитки.

Я извлек из кармана шортов обглоданную помятую шоколадку и стал ее скармливать мишке, а тот сопровождал каждый съеденный кусочек сладострастными стонами и слюнотечением. Я повторил, что не понимаю, о чем идет речь. Мужчина присел передо мной на корточки и закурил, поглядывая на меня своими темными глазами, загадочными, как у ящерицы.

– У меня есть Голова. – Он показал большим пальцем на груду пожитков. – Живая Голова. Она разговаривает и отвечает на вопросы. Это, без сомнения, удивительное существо.

Я был вконец озадачен.

– Вы хотите сказать, что это голова без туловища?

– Ну да, без туловища. Одна голова. – Он сложил перед собой две ладони так, словно держал в них кокосовый орех. – Она сидит на палочке и разговаривает с человеком. Такого вы еще не видели.

– Но как она может жить без туловища?

– Магия, – произнес он с важным видом. – Я этому научился у моего прапрадеда.

Конечно, он меня разыгрывал. Как ни увлекательно было рассуждать о говорящих головах, я поймал себя на мысли, что мы уходим от моей главной цели – заполучения медвежонка, который, довольно посапывая, слизнул сквозь намордник последний кусочек шоколадки. Еще раз вглядевшись в сидящего на корточках задумчивого собеседника в сигаретном облаке, я решил, что с ним надо говорить без обиняков. И прямо спросил, готов ли он продать медведя и за сколько.

– Продать Павло? – переспросил он. – Никогда! Он мне как сын.

А если в хороший дом? Где его будут любить и где ему позволят танцевать? Мужчина посмотрел на меня, в задумчивости попыхивая сигареткой.

– Двадцать миллионов драхм? – предложил он и засмеялся, увидев, что я ужаснулся. – У кого есть надел, тому нужен ослик, чтобы его обрабатывать, – сказал он. – Павло – мой ослик. Он зарабатывает мне и себе на жизнь, и пока он способен танцевать, я с ним не расстанусь.

Я был горько разочарован, но, видя его непреклонность, заставил себя оторваться от широкой теплой спины похрапывающего мишки, встал и стряхнул пыль. Что ж, говорю, я понимаю ваше желание оставить медведя, но если передумаете, дадите мне знать? Он рассудительно кивнул. И не будет ли он так добр сообщить мне, когда они будут выступать в городе?

– Конечно, – пообещал он. – Но вы и так узнаете: все только и будут говорить, что о моей чудесной Голове.

Мы обменялись рукопожатием. Павло встал на задние лапы, и я напоследок погладил его по голове.

Поднявшись на холм, я обернулся. Они стояли рядом. Мужчина помахал мне, а Павло, раскачиваясь, направил на меня свой нос. Приятно было думать, что это он так со мной прощается.

Я медленно брел домой, думая о цыгане и о говорящей голове и о чудесном Павло. Вот бы мне где-нибудь раздобыть маленького медвежонка и вырастить его, подумал я. Может, дать объявление в афинской газете?

Вся семья сидела в гостиной за чаем, и я решил поделиться с ними моей задумкой. Однако стоило мне войти в комнату, как разразилась буря. Марго завизжала, Ларри уронил на колени чашку с чаем, вскочил на ноги и обежал вкруг стола, Лесли замахнулся стулом, а мать на меня уставилась с расширенными от ужаса глазами. Вот уж не думал, что моя скромная персона может вызвать такую дружную и сильную реакцию.