Он хохотнул, думая о своем, и стряхнул с жилетки крошки от бисквита. Человека с маникюром и кротким взглядом трудно было заподозрить в легкомысленности, но я сделал над собой усилие.

– Было время, когда я подумывал о цирке. – Он произнес это так, словно сознался в детоубийстве. – Помню, как в деревню, где мы жили, приехал цирк и я посмотрел все представления. Все до одного. Я близко познакомился с артистами, и меня даже кое-чему научили. Говорили, что я отлично работаю на трапеции.

Он посмотрел на меня застенчиво, не зная, как я на это отреагирую. Я с серьезным видом кивнул, как будто в самой мысли о Кралефском на трапеции, в обтягивающем трико, не было ничего смешного.

– Еще печенья? – спросил он. – Да? Вот ключ ко всему! Я, пожалуй, тоже съем.

Я жевал печенье и ждал продолжения.

– Короче, – продолжил он, – неделя пролетела, и вот наступил вечер последнего представления. Я бы его не пропустил ни за что на свете. Компанию мне составила подруга, молодая дама. Как она смеялась, когда вышли клоуны! Еще ей очень понравились лошади. Если бы она знала, какой кошмар ее ждет.

Он достал свой слегка надушенный носовой платок и промокнул вспотевшую бровь. Он всегда, доходя до кульминации, немного перевозбуждался.

– С последним номером выступал дрессировщик львов. – Кралефский сделал паузу, чтобы до меня дошел масштаб сказанного. – Пять зверей. Огромные нубийские львы с черными гривами, которые еще недавно жили в джунглях, как сказал мне дрессировщик. Мы с дамой сели в первом ряду, чтобы лучше видеть арену. Вы, наверное, знаете такое заграждение? Так вот, в разгар представления одна секция, вероятно плохо закрепленная, свалилась внутрь прямо на дрессировщика, и он, о ужас, упал без сознания.

Кралефский умолк, нервно глотнул кофе и снова промокнул мокрый лоб.

– Что я должен был делать? – задал он риторический вопрос. – Там пять огромных скалящихся львов, а рядом со мной дама. Я принял мгновенное решение. Существовал только один способ спасти даму. Схватив трость, я выскочил на арену.

Тут я издал робкие звуки восхищения.

– За неделю посещения цирка я досконально изучил методы работы дрессировщика и теперь мысленно благодарил свою счастливую звезду. Я смотрел прямо в глаза скалящимся тварям на тумбах. Человеческий взгляд, знаете ли, имеет большую власть над животным миром. В конце концов, сверля их насквозь и тыкая в них тростью, я взял их под контроль и шажок за шажком прогнал с арены в клетку. Так удалось избежать ужасной трагедии.

Я спросил о даме. Была ли она ему благодарна.

– Еще как была. – Кралефский весь расплылся. – Она сказала, что представление дрессировщика не идет ни в какое сравнение с моим.

А с пляшущими медведями, когда он увлекался цирком, ему приходилось сталкиваться?

– С кем только не приходилось, – заверил он меня, проявляя широту души. – Со слонами, тюленями, дрессированными собачками, медведями. Весь набор.

В таком случае, задумчиво сказал я, не желает ли он пройтись со мной и взглянуть на пляшущего медведя? Совсем недалеко отсюда. Это, конечно, не цирк, но по-своему интересно.

– Боже правый, какая идея! – Кралефский вынул из жилетного кармана часы на цепочке и сверился со временем. – Через десять минут, хорошо? Проветрим мозги.

Он взял шляпу и трость, и мы бодро зашагали по узким оживленным городским улочкам, где пахло фруктами и овощами, канализацией и свежеиспеченным хлебом. Поспрашивав разных подростков, мы выяснили, где хозяин Павло устраивает представления – в центре города, в большом полутемном сарае на задах магазина. По дороге я одолжил у Кралефского немного денег и купил плитку липкой нуги. Я не мог прийти к мишке без подарка.

– А, друг Павло! Добро пожаловать! – сказал цыган, увидев нас на пороге.

К моей радости, мишка меня узнал, подошел шаркающей походочкой, что-то мыча при этом, и присел передо мной на задние лапы. Кралефский попятился как-то очень уж поспешно для ветерана цирка и покрепче сжал трость в руке.

– Поосторожнее, дружище, – предупредил он меня.

Я угостил мишку нугой. Растерев задними зубами и проглотив последний кусок, он издал довольный вздох, улегся и положил голову между лап.

– Хотите увидеть Голову? – цыган показал в дальний угол на стол из сосновых досок, на котором стояла квадратная, судя по всему, матерчатая коробка. – Подождите, я зажгу свечи.

На коробке, припаянные собственным воском, стояли большие свечи, около десятка, и, когда он их зажег, задрожали огоньки, заплясали тени на потолке и стенах сарая. Он деликатно постучал по коробке своей медвежьей палкой и спросил:

– Голова, ты готова?

У меня пробежали по спине мурашки. Из коробки мужской дискант отчетливо произнес:

– Я готов.

Мужчина приподнял край ткани, и я увидел, что коробка, три на три фута, сделана из тонкой обрешетки, обтянутой материей. В центре ее сооружен пьедестал, а на него, пугающая в мерцании свечей, водружена голова семилетнего мальчика.

– Боже правый! – восхитился Кралефский. – Отлично придумано!

Меня поразило, что Голова живая. Цыганенок в грубоватом черном гриме под карикатурного негритоса смотрел на нас, двигая ресницами.

– Готов ли ты отвечать на вопросы? – спросил хозяин, с удовольствием поглядывая на очарованного Кралефского.

Голова облизнула губы и ответила:

– Я готова.

– Сколько тебе лет?

– Больше тысячи, – последовал ответ.

– Откуда ты приехала?

– Я приехала из Африки. Меня зовут Нго.

Цыган продолжал монотонно задавать вопросы и получать на них ответы, но меня интересовало другое: как этот трюк работает? В первый раз услышав про говорящую голову, я себе представил болванку, вырезанную из дерева или слепленную из гипса, произносящую слова с помощью чревовещания, а тут живая голова на деревянном пьедестале диаметром со свечу. Я не сомневался, что она живая, так как, отвечая на вопросы, голова шарила взглядом, а когда Павло встал и встряхнулся, лицо просветлело, как будто она его узнала.

– Ну, убедились? – с гордостью сказал цыган, закончив допрос. – Что я вам говорил! Такого вы еще не видели.

Я попросил разрешения разглядеть Голову поближе. Я вдруг вспомнил, что Теодор рассказывал мне о похожей иллюзии, производимой с помощью зеркал. Пока я не видел, где может скрываться туловище, с которым должна соединяться голова, но ясно было, что стол и коробка требуют пристального изучения.

– Конечно, – к моему удивлению, согласился цыган. – Возьмите мою палку. Единственная просьба: не прикасайтесь к Голове.

Палкой я тщательно простукал все вокруг пьедестала, проверяя, нет ли там скрытых зеркал или проводов, а Голова сопровождала мои действия черными глазами, в которых было написано легкое удивление. Боковины коробки были чисто матерчатые, а дном фактически служил стол. Я зашел сзади, но и там ничего не обнаружил. Я даже забрался под стол – и с тем же успехом: ничего такого, что могло бы скрывать тело. Мистика!