– Уберите его! – рыкнул Ларри.

– Да, черт возьми, – поддержал его Лесли.

– Он нас всех задушит! – завопила Марго.

– Где твое оружие? – слабым голосом обратилась к Лесли мать. – Надо спасать Джерри!

Какой бес в них вселился? Да что там такое, за моей спиной? Я обернулся. На пороге стоял Павло и вожделенно принюхивался к десерту на столе. Я подошел к нему и взял его за намордник. Он приветливо потыкался носом в мою ладонь. Я объяснил домашним, что это всего лишь Павло.

– Только не это, – прохрипел Ларри. – Птицы, собаки, дикобразы… теперь еще медведь. Что он себе думает? Не дом, а какая-то арена для гладиаторских боев.

– Джерри, дорогой, поосторожнее, – дрожащим голосом сказала мать. – Он такой свирепый.

– Он нас всех передушит, – убежденно повторила Марго.

– Как я могу сходить за оружием, когда он стоит у меня на дороге? – вопрошал Лесли.

– Ты его здесь не оставишь, я запрещаю, – сказал Ларри. – Иначе это будет не дом, а медвежья берлога.

– Где ты его взял, дорогой? – спросила мать.

– Мне плевать, где он его взял, – отмахнулся Ларри. – Пусть сию же минуту отведет этого зверя обратно, пока он нас всех не порвал на куски. У парня никакого чувства ответственности. Я еще не готов к роли христианского мученика.

Павло встал на задние лапы и издал протяжный хрипловатый стон, которым, видимо, давал понять, что желает присоединиться к застолью. Но мои домашние поняли это по-своему.

– Ой! – завизжала Марго, как будто ее укусили. – Сейчас набросится!

– Джерри, отойди от него! – взмолилась мать.

– Я расправлюсь с этим сорванцом, и пусть пеняет на себя, – пообещал Ларри.

– Если выживешь, – вставил Лесли. – А ты, Марго, заткнись и не усугубляй. Ты этого зверя только провоцируешь.

– Хочу и кричу! – возмутилась сестра.

От страха все так раздухарились, что у меня пока не было ни единого шанса что-либо объяснить. Теперь я попробовал вставить пару слов. Во-первых, говорю, Павло мне не принадлежит, а во-вторых, он совершенно ручной, мухи не обидит.

– Я отказываюсь верить, – заявил Ларри. – Ты его украл в каком-нибудь бродячем цирке. Мало того что нас распотрошат, так еще и арестуют за укрывательство краденого.

– Дорогой, успокойся, – сказала мать. – Сейчас Джерри нам все объяснит.

– Объяснит? – взвился Ларри. – Объяснит? Как можно объяснить появление медведя в гостиной?

Я сказал, что медведь принадлежит цыгану, у которого еще есть говорящая голова.

– Говорящая голова? – переспросила Марго. – В каком смысле?

Я объяснил, что она живет отдельно от туловища и разговаривает.

– Парень спятил, – убежденно сказал Ларри. – Его надо сдать в психушку, и чем скорее, тем лучше.

К этому моменту все мое дрожащее семейство забилось в дальний угол. Я негодовал и настаивал на том, что говорю все как есть, а в доказательство Павло им сейчас станцует. Одной рукой схватив со стола кусок пирога, палец другой руки я просунул в кольцо на наморднике и скомандовал, как это делал хозяин медведя. Жадно поглядывая на пирог, Павло рыкнул и пустился со мной в пляс.

– Смотрите! – закричала Марго. – Смотрите! Он танцует!

– Да пусть он отплясывает, как целый кордебалет, плевать я хотел, – сказал Ларри. – Чтобы духу его здесь не было!

Я просунул пирог через намордник, и Павло с жадностью его проглотил.

– А он довольно милый. – Мать поправила очки и с интересом разглядывала мишку. – Я вспомнила, у моего брата в Индии была медведица. Очень даже симпатичная.

– Нет! – одновременно вскричали Ларри и Лесли. – Только не медведь.

Я сказал им, что это по-любому невозможно, так как хозяин отказывается его продавать.

– Вот и прекрасно, – сказал Ларри. – Почему бы тебе прямо сейчас его не вернуть, если с танцульками закончено?

Я прихватил еще кусок пирога в качестве взятки и, просунув палец в кольцо, вывел мишку из дома. Мы не успели дойти до оливковой рощи, как столкнулись с уже отчаявшимся цыганом.

– Вот ты где! Вот ты где! Ах ты, проказник. А я думаю, куда он пропал? Он никогда от меня не отходит, поэтому я его даже не привязываю. Не иначе как он вас полюбил.

Я честно признался, чтó считаю единственной причиной, по которой Павло за мной последовал. Для него я поставщик шоколада.

– Уф! – выдохнул мужчина. – Какое облегчение. Я уж решил, что он пошел в деревню, и тогда мне не избежать неприятностей с полицией.

Я неохотно передал Павло хозяину и смотрел, как они уходят в свой бивуак под оливами. А затем не без трепета пошел обратно. Хотя я был не виноват в том, что медвежонок последовал за мной, я понимал: мои поступки в прошлом говорят против меня, и нужно будет пустить в ход все мое красноречие, чтобы оправдаться.

На следующее утро все еще в мыслях о мишке я, как обычно, отправился в город к моему наставнику господину Кралефскому. Это был горбатый гном с широко распахнутыми янтарными глазами, выражавшими неподдельное страдание из-за неспособности повысить мой образовательный уровень. Он обладал двумя чудесными качествами: особой любовью к природоведению (в его доме весь чердак был отдан разнообразным канарейкам и другим птицам) и тем, что большую часть времени жил в придуманном им мире, где был героем. Он рассказывал мне о своих приключениях, в которых компанию ему неизменно составляла какая-нибудь безымянная героиня, известная просто как «дама».

Первая половина утра была посвящена математике, а поскольку я мог думать исключительно о медвежонке, моя тупость выглядела особенно заметной, к ужасу Кралефского, полагавшего, что давно исчерпал глубины моего невежества.

– Дорогой мой, вы сегодня какой-то несосредоточенный, – сказал он мне прямо. – Вы не в состоянии уразуметь простейшие вещи. Может быть, вы переутомились? Сделаем-ка мы с вами небольшую передышку.

Кралефский любил эти передышки не меньше моего. Повозившись на кухне, он выходил с двумя чашками кофе и печеньем, мы располагались поуютнее, а дальше начинались феерические рассказы о его воображаемых приключениях. Но в то утро до этого дело не дошло. Когда мы уселись и пригубили кофе, я упомянул о цыгане с его медвежонком Павло и говорящей головой.

– Невероятно! – воскликнул он. – Встретить такое в оливковой роще… Представляю, как вы удивились.

Глаза его вдруг остекленели, он впал в задумчивость, глядя в потолок, а из накренившейся чашки кофе выливался в блюдце. Очевидно, мой рассказ вызвал у него некие ассоциации. Прошло уже несколько дней с тех пор, как он последний раз поделился со мной своими воспоминаниями, и я с нетерпением ждал чего-нибудь новенького.

– В молодости… – начал Кралефский и проверил, внимательно ли я его слушаю. – В молодости я был немного легкомысленным и вечно попадал в какой-нибудь переплет.