— Так подай жалобу в отдел кадров.

— Слушай, друг мой, я лишь хочу доказать тебе, что Квинны держат меня в клетке, как и тебя. Они дали мне работу. Дали тебе эту гребаную коробку. И они владеют нами, Джо.

Я начинаю вести себя как покойная Меланда. Ничего не могу с собой поделать.

— Оливер, я в клетке благодаря тебе. Мы в разных обстоятельствах.

— Издеваешься? Я спас задницу Форти от обвинений в изнасиловании, прежде чем он загремел в тюрьму. Ты попался из-за его сестры. Мы помогали их драгоценным испорченным детишкам. И получили за это деньги.

— Я не попался из-за сестры, Оливер. Я любил ее.

Он улыбается.

— А твоя библиотекарша про нее знает? — Я игнорирую вопрос, и он вздыхает. — Ты говоришь, что хочешь выйти. Но действительно ли ты хочешь именно этого?

— Да, совершенно уверен. Выпусти меня. Здесь плохо пахнет.

— Я пытаюсь показать тебе полную картину, друг мой. Почему ты поселился на этой болотной кочке?

— Я сам так решил. Квинны тут ни при чем. Я хотел уехать из Лос-Анджелеса, хотел жить здесь и выбрал этот дом.

— То есть, — говорит он, — ты бросил сына по собственному желанию?

— Черт возьми, Оливер. Не передергивай. Альтернативы не было, и ты это знаешь.

Оливер кивает, довольный собой.

— Болото наконец озарилось светом…

Оливер такой же, как покойная Меланда, Мэри Кей. Не верит, что люди могут расти и меняться, а я не желаю смотреть, как мою жизнь анализирует писака-неудачник и по совместительству взломщик, и я опять с ним соглашаюсь — это неприятно — и спрашиваю, что будет дальше. Любой хороший писатель обязан знать ответ на такой вопрос, но Оливер как литератор несостоятелен.

— Всему свое время, — говорит он. — Для начала мне нужна информация. Какое у тебя волшебное число?

— Ты имеешь в виду, сколько мне заплатили? Оливер, меня держали под дулом пистолета. Мне пришлось подписать договор.

— Да-да-да. Так сколько стоит ребенок? Восемь миллионов? Десять?

Вот почему я в клетке. Оливер не так уж и промахнулся, он отчасти прав. Я взял деньги. Хотя сына не продавал.

— Четыре миллиона, — говорю я. — Плюс дом.

— Дом, который купили они.

— Документы на мое имя.

— Так мило с их стороны, да? Мой «Мерседес» тоже оформлен на меня. Загвоздка в том, что, если перестану работать на Квиннов, я не смогу платить за машину. — Я не хочу стать таким, как Оливер, и я не Оливер. — Ладно, теперь десерт. У меня есть видео с тобой и мертвой цыпочкой… — С женщиной, а не цыпочкой. Я говорю, что не убивал ее, и он вздыхает. — И все же, друг мой, если я сейчас позвоню местным копам и приглашу их в комнату, залитую кровью…

— Я ее не убивал.

— Не имеет значения, Голдберг. Важно, как все выглядит со стороны. А теперь слушай внимательно. Я отправил фотографии своему брату Горди, однако он пока не показывал их Рею. Когда Рей увидит снимки, ты отправишься в тюрьму, а я останусь без работы. Квиннам больше не нужно будет следить за тобой, и они победят.

— Что ты задумал, Оливер?

Он ерзает в кресле, как любой писатель-дилетант, собирающийся поведать очередную дурацкую историю, а я — кукловод, поэтому изображаю заинтересованность. Хочу ему подыграть. Хочу выбраться отсюда и быть с тобой.

— Мы не на той стороне трастового фонда, друг мой. Квинны нас подобрали. Они видят наш потенциал, наши мозги и с удовольствием нас раздавят, потому что их собственные дети никогда не могли похвастать такими же способностями. В клубе богатеньких деток мы не состоим и никогда туда не попадем, зато можем основать свой. Клуб бедных мальчиков, если угодно.

— Оливер, я ничего не понимаю. Зачем нам какой-то клуб?

Он начинает оправдываться — мол, я не должен вступать только из чувства вины.

— Мы выручим друг друга. Я не расскажу Рею про твою мертвую цыпочку, а ты в ответ поможешь мне, потому что тебе, друг мой, заплатили чертовски больше.

— Ты хочешь денег.

— Моя мама болеет, и я несколько ограничен в средствах. — В нем снова проглядывает человечность, как и при упоминании брата, и он отводит глаза. — У матери нашли чертов рак, и этот рак обходится чертовски дорого.

— Соболезную.

— А моя девушка Минка… На десять баллов из десяти. — Терпеть не могу, когда мужчины так делают — оценивают женщин, словно судьи на конкурсе купальников. — И у «десятки», знаешь ли, есть определенные требования к мужчине, а я хочу сохранить свою «десятку». Мы только что съехались, и, на ее вкус, стенам не хватает картин, она любит антиквариат и атмосферу легкой американской психопатии… — Так и знал. По его прическе сразу понятно. — Итак, ты поможешь мне окружить «десятку» антиквариатом, а я помогу тебе держать Квиннов на расстоянии. — Нельзя соглашаться слишком поспешно. Оливер корчит гримасу, словно вспомнил о своих провальных сценариях. Он смотрит на кровь, размазанную по стеклам. — Я тебя знаю, Голдберг. Важно, чтобы и ты меня узнал. Мы с Горди общаемся уникальным шифром; если он свяжется со мной и не получит нужного ответа, то передаст Рею фотографии, а ты окажешься в клетке, где пахнет гораздо хуже. Подставив меня, ты подставишь самого себя. Уловил идею?

— Уловил. Я согласен. — И тогда я произношу то, что он жаждет услышать: — «Клуб бедных мальчиков» считаем открытым.

Оливер вставляет ключ в замок, но вдруг колеблется. Я всего несколько часов назад был на его месте и держал ключ, прекрасно понимая, что моя жизнь тоже поставлена на карту.

— Когда я работал сценаристом… — Нет, Оливер, ты написал лишь одну сцену для сериала. — У нас было в ходу выражение «попасть в молоко». — Я не идиот и сейчас невольно вспоминаю Шеймуса. Иногда важно убедить друзей, что они расширяют твой кругозор, поэтому я киваю, будто эту фразу слышу впервые. — Сегодня ты из-за своей цыпочки попал в молоко; ты действовал слишком грубо, топорно. Так что, выйдя отсюда, ты будешь вести себя хорошо. Больше никаких трупов в лесу и прочей дури. Не преследовать Лав, не держать цыпочек в подвале. Нельзя. Отставить. Запрет. Тебе достаточно пластиковую вилку в «Старбаксе» украсть — и готово. — Оливер поворачивает ключ. — Погоди. У тебя есть аккаунт на «1stdibs»?

Я качаю головой.

— Нет.

Он выпускает меня из клетки, как будто это его дом, а не мой, и протягивает мой телефон.

— Скачай приложение «1stdibs». Пронто.

Я устанавливаю приложение для покупки роскошных безделушек, открываю и поднимаю глаза на Оливера.

— Что дальше?

— Ищи Майка Тайсона, — говорит он. — Портрет, снятый Альбертом Уотсоном. Купи его для меня. — Я спускаю двадцать пять тысяч долларов на фотографию Майка Тайсона, Оливер потягивается и спрашивает, где я храню чистящие средства. — Уборкой после преступления могут пренебречь только дилетанты. Мы же не хотим, чтобы «Клуб бедных мальчиков» развалился, едва открывшись…