— Я поражена до глубины души. Все сделано с такой любовью и скрупулёзным вниманием, продумано до мельчайших деталей.

— Благодарю, Алисия. Твоя похвала — наивысшая оценка за многомесячный труд, — Рамазан коротко кивает, задерживая на мне взгляд чуть дольше, чем позволяет себе обычно.

 Он наверняка видел мое триумфальное падение в сводках новостей, но не подает виду. Смотрит на меня, как прежде. Как на самодостаточную девушку, не нуждающуюся в сочувствии и жалости.

— Думаю, продолжишь ты в том же духе, — успеваю ответить прежде, чем наш разговор прерывается звонком, вибрацией разрывающим телефон Рамазана Бахира.

— Осталось не так много…только детали интерьера и инфраструктура, — Рамазан опускает взгляд на смартфон и мгновенно мрачнеет. — Прошу меня извинить, Алисия. Срочный вызов по другому строящемуся объекту. Небольшая техническая авария.

— Конечно, поезжай, а я пока огляжусь тут.

— Так не вовремя, ­— раздосадовано хмурится мужчина. ­— Я планировал, что мы с вами решим ряд бюрократических моментов.

— А конкретнее?

— Сметы, договора и необходимо подписать документы на финальный этап финансирования. Я могу оставить вам… — Бахир показывает на свой дипломат.

— Я не подписываю документы в спешке. Приезжайте вечером в резиденцию моего отца. Сегодня я буду там. Я предупрежу охрану о вашем визите.

— Это будет уместно? — брови Рамазана сдвигаются к переносице. Еще бы, не каждый захочет встречаться с бывшей женой эмира в неформальной обстановке. Даже если он очень сильно в нее влюблен — а в этом сомнений не возникает. Чувства Рамазана заметны невооруженным взглядом.

— Более чем, — уверенно киваю.

— Я очень сожалею, что приходится прервать нашу встречу, — коротко отвечает Рамазан и еще раз извинившись, поспешно ретируется.

Безусловно, этот мужчина мне приятен. И тот факт, что Рамазан так аккуратно держит дистанцию, несмотря на то что влюблен в меня, говорит о том, насколько он достойный внимания человек. Воспитанный, галантный, мужественный, наделенный креативным мышлением, художественным вкусом, неоспоримым талантом и интеллектом. Разочаровавшись в одном мужчине, не стоит ставить крест на всех остальных, и я не собираюсь этого делать.

     На этом насыщенный день не заканчивается. Волнение и горечь сдавливают грудную клетку, как только я въезжаю на территорию родительской виллы. Страшно представить, каким взглядом наградит меня отец после недавнего позора. Мама, конечно, поддержит, но от этого на душе не легче. Я столько огорчения им принесла за последний год, но и они тоже... мне.

— Алиса, я так соскучилась. Эти стены так тебя ждали, — мама кидается ко мне с теплыми и крепкими объятиями. Давно заметила, что заботливые ладони матери имеют исцеляющий эффект, на какое бы дно не довелось упасть.

  Дома я всегда чувствую себя в безопасности. Но не так, как когда-то ощущала себя рядом с Раном. Его присутствие ничем не заменить…

Нет, нет, нет!

Заменить можно и еще как!!!

Я обязательно продемонстрирую ему это. Рано или поздно, я вновь выйду замуж. К тому времени у Рана и Вирджинии, возможно, будет уже не один ребенок. Думать об этом — все равно что раз за разом ковырять незаживший шрам.

— Ты доволен, пап? — первая вступаю в конфликт с отцом. Моими устами говорят горечь и обида, и я не могу и не хочу притворяться, что мне не больно.

Вместо того, чтобы обнять меня, Адам Саадат неподвижно стоит у подножия лестницы в холле и внимательно рассматривает меня с ног до головы. Мурашки по телу, вызванные сосредоточенным взором стальных глаз Адама Саадата, напоминают мне ощущения, которые я испытывала позавчера, находясь в одном пространстве с эмиром. Адам и Амиран — чертовски разные мужчины, но я нисколько не сомневаюсь в том, что женщины выбирают партнера с набором черт, которые доминируют в их отце. В данном случае, это сила, власть, обрамленная нежностью, стремлением оберегать и заботиться о своей женщине, а еще жестокая неумолимая непреклонность в принятии решений.

— Я вышла замуж за того, кого ты выбрал. Приняла, смирилась и умудрилась полюбить мужчину, от которого готова была бежать на край света. Выходит, сердце не обманывало меня, пап. Лгали мне только вы… и он.

— Алиса… — Адам с бесконечным сожалением смотрит мне в глаза и шагает навстречу.

— Хватит, — отступаю назад, отрешенно и устало мотая головой. —  Я достаточно всех вас слушала, — в голосе дрожат слезы, стекают по щекам, я небрежно смахиваю их. — Он развелся со мной. Прилюдно вычеркнул, ничего не объяснив.

— Я был у него сегодня…

— Отлично, — не даю договорить. — Поздравил с помолвкой?

— Я потребовал ответов.

— И? Получил? Ответы? — язвительно спрашиваю, а в действительности замираю в ожидании, и снова леденею изнутри, когда отец отрицательно качает головой.

— Нет, — отвечает Адам, но где-то на задворках моей отчаявшейся души тлеет микроскопическая надежда.

— Я очень надеюсь, что это не политический цирк, который устроили шейхи, — продолжаю негодовать, распираемая гордыней, обидой и яростью. — Я не приму по отношению к себе подобных «розыгрышей», — сканирую отца на ответную реакцию, в надежде на то, что он выдаст себя.

— Алиса, ты рассержена, я понимаю, ­ ­— миротворческим тоном произносит Адам.

Почему? Почему он подозрительно спокойно реагирует на прилюдный инцидент, который без всяких сомнений подарит ему немало осуждающих взглядов в правительстве.

— Рассержена? — я повышаю голос и едва не взрываюсь от клокочущего внутри гнева.

Неминуемый пожар тушит мама. её руки обнимают мои плечи, дарят нежность и утешение.

— Успокойся, Алиса. Мы как-нибудь справимся с этой непростой ситуацией. Все вместе. Милая, нам безумно тяжело видеть, как ты изводишь себя, — мягко говорит Мелания.

— Я не знаю, что происходит, Алисия. Мы во всем разберемся, но то, что творит Амиран — недопустимо, недостойно… — ожесточенно выдает отец и стремительно преодолев расстояние, между нами, заключает в объятия. Я судорожно всхлипываю, утыкаясь в рубашку отца. Теперь мы обнимаемся втроем. Я чувствую их любовь, но её мало… мало, чтобы исцелить разбитое сердце.

— Алиса, тебе не стоило тайком пробираться на помолвку, — погладив меня по волосам, вздыхает отец. Я замираю, приготовившись обороняться. —  Но тогда ты не была бы нашей взбалмошной и любимой дочерью, — добавляет Адам.

— Ты не считаешь, что я — позор и проклятье для всей семьи? — хлюпая носом, уточняю я.

— Нет, дорогая. Ты наша гордость, — отец с нежностью вытирает мои слезы большими пальцами. — И мы с тобой, на твоей стороне, чтобы не происходило. Поступки Амирана не поддаются логическому объяснению, но я не верю, что его чувства к тебе испарились. Он изменит свое решение, вот увидишь.