Любовь, кругом одна только любовь, — сердито думал я, с нетерпением поглядывая на дверь. Не могла она влюбиться в кого-нибудь другого или, в крайнем случае, в меня. Тем более что нам с ней совсем неплохо был вместе.

В дверь негромко постучали, и я впустил ароматного Гермеса с парой бутылок вина, подносом с закуской и кувшином кваса.

Он передвинул мое оружие на край стола и профессионально споро его сервировал. Окончив накрывать стол, он отступил на шаг, скрестил руки на животе и выжидающе уставился на меня.

Я ему сулил рубль, но за расторопность и вторую бутылку, дал два. Лакей удовлетворенно хмыкнул и, кажется, перестал испытывать ко мне классовую и национальную неприязнь. Во всяком случае, внятно поблагодарил и спросил, прислать ли ко мне Любку сейчас или пусть придет позже. Было, похоже, что в этом доме все знали обо всем и обо всех.

— Пожалуй, пришли, — стараясь говорить равнодушно, сказал я и от растерянности добавил совсем глупое и лишнее. — Она мне обещала перестелить постель.

Гермес важно кивнул и, шаркая подошвами, удалился. Я подошел к столу и сел на стул. За спиной скрипнула дверь.

— Заждался? — спросила девушка, обнимая меня сзади. — Я сама еле дотерпела.

— Я не понимаю, что тут у вас происходит, — пожаловался я, целуя ее руку выше запястья, — как будто все кругом только и заняты одной любовью!

Она засмеялась, поцеловала меня в голову и, прижавшись сзади мягкой грудью, спросила:

— А тебе что, не нравится?

— Нравится, только я не могу понять, отчего все это? Словно какое-то колдовство. У вас здесь что, всегда так?

— Я не знаю, — ответила она, — мне ты сразу глянулся, как только я тебя увидела. А я тебе?

Она села ко мне на колени и обняла за шею. Я притянул ее к себе и прежде чем ответить, поцеловал.

— Тот-то и оно, глянешься, даже слишком! Да, только я заметил, тут все друг другу глянутся.

— Не знаю. Да и в кого здесь влюбляться? У нас парней-то, лакей Тишка, да буфетчик Гришка, а остальные мужики женатые. Это теперь портков полон дом, вот все девки словно и обезумили.

Мне внезапно пришло в голову, что все это не так-то просто, я и хотел, было, подробнее расспросить ее о страстях, закипевших в имении, но неожиданно на меня накатила такая острая волна желания, что, забыв о досужих разговорах, сжал Любу в объятиях.

То, что со мной происходит что-то не совсем нормальное, я понял близко к полуночи. Мы с Любашей уже окончательно истерзали друг друга, и лежали, сцепившись как во время смертельной схватки. Сил больше не было, но острое желание почему-то не проходило.

Началось это сразу. Как только девушка села мне на колени, мы набросились друг на друга, не дотронувшись ни до еды, ни до вина. Скоро обезумев от поцелуев, начали сдирать с себя и друг с друга платье, и спешили так, словно от этого зависела наша жизнь. Ничего более сладостного, чем до конца войти в горячую влажную плоть новой подруги я, пожалуй, еще никогда не испытывал. Даже со своей женой на пике влюбленности. Не успели мы соединиться, как оба забились в оргазме.

— Я больше не могу, мне больно, — шептала Люба, но крепкими крестьянским руками и ногами сжимала меня, не давая освободиться.

Я вопреки всем биологическим законам, тоже не мог от нее оторваться. Эмоциональный подъем не только не спадал, но даже нарастал, хотя удовлетворение уже наступило, и не один раз.

— Ты меня раздавил, измучил, — шептала девушка, прижимаясь воспаленными, распухшими губами к моим, точно таким же. — Еще, еще, умоляю…

Это просто какой-то гипноз, — подумал я, отчетливо понимая, что все происходит как-то неправильно. Не могут люди предаваться таким разрушительным страстям.

— Люба! — крикнул я в ухо девушке. — Люба, очнись!

Она не услышала, продолжала извиваться, и словно боясь потерять меня в себе, с силой опоясала мои бедра ногами. Но я уже приходил в себя и, разжав ее ноги, освободился.

— Что ты делаешь, куда ты! — воскликнула она и опять вцепилась в меня, стараясь помешать уйти.

Я вскочил с постели, схватил со стола кувшин с квасом и вылил ей прямо на голову. Любаша вскрикнула и открыла глаза. Взгляд ее блуждал по комнате, ни на чем не останавливаясь.

— Что случилось? — удивленно, спросила она и, увидев, в каком пребывает виде, вскрикнула и прикрылась рукам.

Объясняться с ней мне было некогда. Я уже понял, что происходит, схватил со стола пистолет и выскочил из комнаты. Чудеса начались сразу же. Прямо на голом полу на четвереньках стоял мой Гермес Тишка в компании буфетчика Гришки. Я как во время игры в чехарду, перескочил через их тела и без стука ворвался в комнаты княжны. Догадаться, что мне предстояло увидеть, было несложно. Мне кажется, Маша и Петруша уже доходили в объятиях друг друга. Меня они просто не заметили. Я схватил лейтенанта за ноги и стянул за ноги с кровати. Он свалился на ковер, но продолжал делать те же движения, что и раньше. Маша осталась лежать на спине, широко раскинув ноги. Все это в колеблющемся свете свечей, выглядело довольно страшно.

Не задерживаясь, я бросился в комнату Екатерины Романовны. Там происходило то же самое. Растащив и эту парочку, я пошел искать виновника происшествия. По коридору до лестницы мне пришлось все время продвигаться, переступая через стонущие голые тела и путаться в раскиданной по полу одежде. Даже на самой лестнице два французских солдата занимались любовью с дворовыми девушками. Тем из пленных, кому не хватило женщин, ублажали друг друга.

Иван Урусов мне пока не попался. То, что все это безобразие его рук дело, никаких сомнений не было. Хотя и с трудом, практически наступая на тела, я добрался до гостиной. Там было светло от нескольких зажженных канделябров с десятками свечей. Я интуитивно почувствовал, что сейчас непременно встречу князя Ивана и взвел курок пистолета. Однако кроме Сергея Петровича, в комнате никого не было.

Уездный чиновник был одет как для выхода, в шубу и шапку. Однако идти он никуда не собирался, напротив, чувствовал себя весьма вольно. Сергей Петрович сидел развалясь в кресле, положив ноги в зеркально начищенных сапогах на край стола. В одной руке он держал бокалом вина в другой дымящуюся сигару. Выглядел при этом так странно, что я остановился, не зная, что дальше делать. Кажется, он был единственным в доме человеком, кто остался один без пары и не участвовал в оргии.

— Сергей Петрович! — окликнул я его.

Он резко повернулся в мою строну. Я стоял совершенно голый, с пистолетом в руке. Мой вид так его напугал, что он вскочил на ноги, уронил бокал и закричал от испуга.

— Не бойтесь, — сказал я, — вам ничего не грозит. Вы не видели здесь постороннего?

Мой относительно спокойный тон его не успокоил. Напротив, судя по выражению лица, испуг у него все усиливался. Не отвечая, он начал пятиться к выходу.

— Погодите, куда вы, — остановил я его, — мне нужна ваша помощь!