Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Муж пришел в ярость.
Сволочной?! Так она сказала? И повторить сможет? Сможет, сказала она. Он метнулся к соседям и за руку привел пожилую пару, которая тоже принадлежала к партийной номенклатуре. Он потребовал: повтори! Она сказала, что ее затрахали и он, и партия, и его высокопоставленные соседи. Ей было все равно.
Это конец, сказал он ей. Теперь – развод. Иначе он перестанет уважать себя. Потому что партия для него все. Она же может катиться ко всем чертям. А сына он ей не отдаст. Эти честные коммунисты – он показал на соседей – выступят свидетелями и подтвердят, что такой твари, как она, не позволено быть матерью, и ее официально лишат родительских прав.
Она поняла, что это не угрозы, он сделает это. Ей было очень плохо, но она не хотела, чтобы он это видел. Ничего, сказала она, мальчик вырастет и все поймет. И неизвестно, чью сторону он примет.
Это ей неизвестно, возразил муж. А теперь пусть она убирается, он начинает бракоразводный процесс.
Портнов внимательно слушал ее и знал, что тоже расскажет о себе все. Он чувствовал, что не сможет скрыть от нее свою жизнь.
Так и сделал. Признался ей, что он – бандит, который грабит людей и имеет большие деньги, которыми пока не может распорядиться так, как хочет. Но придет время…
Сказал, что «экспроприирует» именно таких, как ее муж, и если она хочет хоть как-нибудь отомстить мужу, то может к нему присоединиться. Слышала ли она что-нибудь о «Ночных волках»?
Она слышала. «Ночные волки» гремели тогда по всей Москве. Толстосумы, нечестные на руку, боялись их как огня.
А потом наступили сумасшедшие дни. Он забывал о предосторожностях, и Ремизов ему всю плешь проел со своими предупреждениями. Но все обходилось. Их как будто кто оберегал. Они были на редкость удачливы.
А потом наступил момент, когда он вынужден был принять решительные меры, чтобы уйти от беды, которая им грозила. Меры эти заключались в том, чтобы «убрать» активных членов – Сивунова и Матюхина. Оба были недовольны существованием в банде женщины, но это можно было бы перебороть, авторитет Портнова был неколебим. Опасность была в другом – Сивунов и Матюхин стали вести образ жизни, который никак не соответствовал их официальной зарплате. Разоблачение их было делом времени, которое поджимало и терпеть уже не могло.
Ольга поддержала его тогда, когда нужно было принять нелегкое решение по ликвидации зарвавшихся соратников. Именно она помогла ему в этом. Вдвоем им удалось «организовать» дело так, что Матюхин и Сивунов погибли. Это преступление спаяло их еще больше.
Ольга к тому времени была уже не той Ольгой, которую когда-то встретил Портнов. Она все реже вспоминала о своем сыне, все больше ожесточалась ее душа. Она сломалась: с каждым днем становилась циничнее и равнодушнее. Но Портнов ничего этого не замечал.
Однажды она сказала Портнову, что борьба с хищниками бессмысленна: никогда эти сволочи не станут беднее, а деньги их счастья не приносят. Он тогда ничего не ответил, посчитал, что просто она устала.
Она больше не возвращалась к этому разговору. Пусть все идет как идет. Гори оно все синим пламенем.
Его арестовали. Ольга в тот день уехала в Ленинград – навестить подругу.
При аресте Портнов застрелил Ремизова: он не хотел, чтобы тот на допросах выдал Ольгу. Не хотел, чтобы она сидела в тюрьме. Она была нужна ему на свободе.
На следствии он показал, что Ремизов пытался застрелить вначале его, Портнова, а потом себя. Не мыслил он жизни в лагере. А он, Портнов, преступление совершил в порядке самообороны. Следователи не смогли инкриминировать ему умышленное убийство.
Судебный процесс был странным. Свидетели путались в показаниях, несли несусветицу, давали ложные свидетельства. Потерпевшие отказались от обвинения.
И дело тут было не только в том, что они боялись мести. Как они могли объяснить судье и заседателям, откуда у них, простых советских людей, взялись такие деньги – сотни тысяч, миллион! А раз не было таких денег – значит, никто их и не грабил.
Обвинение рассыпалось.
И снова гудела Москва. Слухи, домыслы. Нашли каких-то подставных свидетелей, которые показали, что Портнов со своей шайкой врывался в их скромные квартиры, совершая грабежи и разбои, и уходил с «гигантской» суммой двести – триста рублей.
Портнов видел этих людей впервые в жизни, но принял правила фальшивой игры и «сознался» во всем. Возможно, подобное поведение и спасло ему впоследствии жизнь.
Его приговорили к пятнадцати годам лагерей. Но даже в ту минуту, когда оглашали приговор, он знал – это фикция. Власти должны успокоить публику. Близится шестидесятая годовщина Октября. И ему обязательно снизят срок.
Так и вышло. Мосгорсуд снизил срок наказания до семи лет.
После освобождения он какое-то время сидел тихо, не высовывался. Потом, решив, что все в порядке, стал потихоньку наводить справки об Ольге. Но что бы он ни предпринимал, все было напрасно. Она словно в воду канула.
Немало прошло времени, прежде чем он поутих и перестал ее искать.
И вот они встретились. В Риме. Оба собирались выехать в Америку.
Снова случайность.
Или – судьба.
Она избегала его. Он пытался с ней поговорить, она отказалась. Словно он олицетворял то, что она навсегда отринула от себя. Ни под каким видом Ольга не хотела с ним разговаривать. Он успокоил себя тем, что найдет ее в Штатах. И тогда уж она никуда от него не денется.
У него не было к ней никаких претензий. Он оставил большую сумму в тайнике, о котором на всем белом свете знали только двое: он и она. Он думал, что когда вернется, то найдет в тайнике только половину. Это было справедливо: он сам ей сказал, что половина принадлежит ей.
Но деньги были в целости и сохранности – Ольга не взяла оттуда ни копейки.
Это его потрясло. Первое время он думал, что она погибла. Но как-то под Новый год на адрес его матери пришла открытка-поздравление. Без подписи. Но почерк он узнал. И с удвоенной силой стал ее искать. Матери к тому времени уже не было в живых.
Все было тщетно.
А теперь, когда он снова нашел ее, она не захотела иметь с ним никаких дел. Это убило его.
А потом она уехала. В Штаты. А его почему-то отправлять туда не спешили. Прошло четыре месяца, пять, шесть. Терпение его кончалось.
Но вот его пригласили на беседу. И она, эта беседа, разительно отличалась от всех остальных.
– Ваша фамилия Портнов? – спросили у него.
– Да.
– Феликс Михайлович?
– Да.
Дальше шли обычные вопросы, и он отвечал уверенно, отвечал, когда родился, где учился, работал, – все это было знакомо, ответы отскакивали от зубов.
И вдруг:
– Кто такой Вячеслав Никандрович Ремизов?