— Сдается мне, баушка, что ты здесь не к дому. Лишняя ты у нас, потому что слишком много знаешь. Поняла ли или как? Завтра будем в это же время чай пить. Ты глаза пошире раскрой. Может, кто ключи за шкапчиком забудет… на гвоздочке. Такое случается.

28

Яна вынула из сумки расшифрованный текст, отпечатанные с диска фотографии, записную книжку — помоечный трофей и разложила все это на столе перед следователем Иваном Петровичем. От былого нерасположения к хаму и идиоту не осталось и следа. Не в обычае Яны было каяться даже перед собой, но теперь ей не на кого было рассчитывать, кроме следователя. Она не примеряла на Ванечку тогу спасителя, но надеялась, что, если у него самого мозгов не хватит, он найдет кого-нибудь профессионального и умного. Не может быть, чтобы не нашел. Этот профессиональный и умный должен будет защитить Яну от Сержио. Она сама подставила голову и теперь была уверена, что мнимый итальянец только ищет момент, чтобы трахнуть по этой голове что есть силы.

Ванечка с хмурым лицом внимательно читал текст.

— Я готова ответить на все ваши вопросы.

— Вы уже отвечали, — буркнул Иван Петрович, не отрываясь от чтения.

— Тогда я была раздражена. Я нервничала.

— А сейчас, значит, успокоились, — в словах следователя звучала откровенная насмешка, он кончил листать записную книжку, отложил ее в сторону и поднял глаза на Яну. — Я готов выслушать заново ваш рассказ, но боюсь, что не смогу вам помочь. Это не в моей компетенции. Отдел, в котором я служу, занимается куда более скромными делами.

— Что же мне делать?

— Ждать. Можете покурить. А я пошел беседовать с начальством. Пусть решают, что с вами делать.

— А что со мной делать? Что-нибудь надо делать с преступниками, — начала закипать Яна, но следователь уже закрыл дверь.

Очень скоро, и десяти минут не прошло, Иван Петрович вернулся.

— Мы сейчас отвезем вас в некоторое учреждение…

— У меня машина.

— Тем лучше. Поехали. Там я вас сдам с рук на руки.

Некое учреждение, не будем уточнять его название, было куда выше по статусу, что районное отделение милиции. Там не было сутолоки и пахло не сберкассой. Весь объем помещения от подъезда до кабинета главного был наполнен свежестью альпийских лугов и тишиной. Изредка в коридорах возникали сотрудники — гладкие, хорошо одетые, в меру озабоченные и профессионально доброжелательные.

В одном из кабинетов Яну ждала дама с фотографии. На этот раз на ней не было гранатовых бус, она была в розовом, опаловые гирьки вытягивали мочки ушей, и они казались продолжением серег. Вообще дама была очень похожа на свой фотографический эквивалент, только брови над суровыми глазами насупились и стали похожи на двух мохнатых гусениц, которые упали на ее лицо и заблудились на высоком лбу.

По-русски дама не знала ни слова, даже слово «пожалуйста» вызывало у нее легкое недоумение, и она тянулась глазами к переводчику, но последний был толков, быстр, и разговор подвигался вполне успешно. Бедный Леопольд Степанович и все его флибустьеры были обречены.

Вечером Яна позвонила Борису. Он немедленно прилетел на ее зов. Что, что случилось? Он отчаянно жестикулировал и с такой быстротой задавал вопросы, варьируя вопросительные слова, что со стороны его можно было принять его за шамана, пытающегося пляской отогнать беду.

— Успокойся. Садись. Сейчас мы будем ужинать.

— Почему у вас, Яночка, такой грустный вид? Ведь история с диском кончилась? Ну скажите — да. Или я чего-нибудь не понимаю? Ведь тучи рассеялись?

— Дело в том, что у меня есть свои личные тучи, и они никуда не делись. Ты будешь есть и слушать, а я буду рассказывать. Чай, кофе?

— Кофейку, пожалуй.

— Человек, которому эта тайна принадлежит, умер, — так начала Яна свой рассказ. — Другой человек, которому позарез была нужна эта тайна, — тоже умер. Я не знаю существа дела. Одно в нем точно — слово «нефть». Теперь я буду размышлять, а ты мне в этом поможешь.

Картина может быть такой. Глава фирмы, его звали Ашот, договорился поставить в Италию большое количество нефти. Все было схвачено. Организационными вопросами занимался заместитель Ашота — Генка Рейтер. Заказ был серьезный, и предоплата была огромной. А потом выяснилось, что Ашот не может выполнить заказ. Здесь полная темнота: то ли танкеры не достали, то ли цистерны с нефтью заблудились в пути, а скорее всего, Генка Рейтер не подмазал кого надо в правительстве, не получил квоту, и фирму не допустили к трубе. Ашот так и сказал: «Генка всегда экономит, не может дать полноценную взятку, и мы терпим колоссальные убытки».

Словом, Ашот предоплату вернул… правильнее сказать — не вернул, а спрятал до времени, надеясь, что итальянский заказ все-таки удастся выполнить. А Генка разорался: «Мы вместе рисковали! Я имею такое же право на эти деньги, как и ты!» Ашот ему на это ответил: «Ни черта ты не рисковал. Твоей подписи нет нигде. И словом своим ты никому не ручался. А я ручался и обманщиком быть не желаю». Поругались вусмерть. На следующий день Ашот попал в аварию. Что это было — случайность или убийство, я не знаю. На дорогах у нас ведь полный беспредел.

— Танкеры потом сыскались?

— Не знаю.

— Но нефть дошла до адресата?

— Не знаю.

— А что же вы знаете, Яночка? Чего вы боитесь?

— Я знаю, куда перевел Ашот эти деньги. И знаю — кому.

— То есть Генка Рейтер предоплатой так и не завладел?

— Нет. Ашоту удалось обвести его вокруг пальца.

— Серьезная история.

— И забудем о ней.

Яна села рядом с Борисом, уткнула лицо в его предплечье, а он погладил ее по волосам, а она еще теснее прижалась, а он что-то ласковое сообщил ей на ухо, сообщил столь тихо, что и не расслышишь. И, видимо, это были очень точные и емкие слова, потому что за ними последовали поцелуи.

Их разбудили в три часа ночи. Каково это — лежать рядом с любимым человеком и услышать вдруг чужой, злобный, угрожающий мужской рык, по-хозяйски ворвавшийся в тихий, овеянный лаской мир!

— Яна Павловна, — вальяжно просипела трубка, — отзовись. Что молчишь-то? Если ты что-нибудь непотребное ментам сболтнешь… Ты поняла?

Голосу явно хотелось соскользнуть на привычный жаргон, именно в матерщине он обретал глубину и ясность, но обстоятельства не позволяли.

— Поняла иль нет?

— Поняла, — выдохнула Яна.

— Вот и то-то! Я не хочу, чтоб ты кончила жизнь в канаве.

Телефонная трубка еще что-то