Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот на этом-то слова и застревали в горле.
На «довериться».
На «подарить себя».
Кому, трусу и предателю? Нет и еще раз нет. Дайм совершенно прав, что больше не хочет единения. Связывать себя с Роне – чистейшее безумие. К тому же Дайм всегда хотел единения на троих, а Шуалейда…
Может быть, она по-прежнему любит Дайма. Может быть.
Но она любит и мастера теней, своего Себастьяно, будь он проклят.
И ненавидит Роне.
Правильно, в общем-то, ненавидит. Он тоже. В смысле, себя ненавидит, а не Шуалейду. Ее-то за что. Она не виновата, что кое-кто обосрался от страха и чуть не убил всех троих, а заодно и половину Суарда.
– Я рад, мой свет, – вложив в свои слова максимум любви к Дайму и счастья от того, что он жив и он здесь, рядом, сказал Роне. Все прочее он засунул куда подальше. Не нужно сейчас добавлять Дайму расстройства и проблем. Помирится Роне с Шуалейдой, куда ж он денется. И способ снять печать, не связывая Дайма с Роне, тоже найдется. – Все получится, я обещаю.
Дайм снова просиял. Ему, Роне.
– Я же говорю, везунчик. У меня есть ты, мой темный шер. Твоя любовь, твоя поддержка и понимание. Твое доверие.
– Есть, – кивнул Роне и прикусил губу, чтобы позорно не разреветься. От стыда.
Доверие и поддержка. Какой ж ты оптимист, светлый шер. То есть, конечно же, да. Есть. Сейчас. И будет дальше. Всегда. Столько, сколько потребуется. Но… проклятье. Какой же он был дрянью.
– Я благодарен Двуединым за такой подарок. И тебе. За то, что пришел сегодня, когда ты мне так сильно нужен. И… – он поднял с постели звездную фиалку, коснулся лепестков губами, – я возьму их с собой. Что-то мне подсказывает, что они не завянут.
– Не завянут, – хрипло отозвался Роне, давя неуместные, застрявшие в горле слезы. – Ты… мог бы взять с собой и меня. Если хочешь.
– Хочу. Больше всего на свете хочу. Роне… – Дайм потянулся к нему, прислонился лбом ко лбу, – я бы взял тебя с собой в Ирсиду, с тобой вместе все это было бы куда проще и приятнее. Знаешь, даже просто засыпать с тобой рядом…
– Так почему нет? Не думаю, что Конвент станет возражать против моей отлучки. Тем более ради помощи Магбезопасности.
– Конвент – нет. Но мне придется уехать завтра, на крайний случай послезавтра. Кто присмотрит за Шуалейдой и Каетано? А за Ристаной? У нее окончательно продуло чердак, Роне. Такое впечатление, что ее прокляли.
– Не проклинал ее никто, все сама, только сама.
– Вот и я думаю, что сама. Наверняка она примется за старое, едва я отойду на полшага. На носу Большая Охота, самое время для очередной дури. Тебе придется как-то ее останавливать, Роне. И не допустить, чтобы она навредила Каю, Шу и Себастьяно.
– Опять Себастьяно… Он не беспомощный птенчик. Ты вообще в курсе, что мальчик – Воплощенный?
– Ага. Диего сказал. Вот еще, гильдия… шис. Держи руку на пульсе, Роне. В гильдии вообще дерьмо какое-то творится, а я понятия не имею, какое и чем это грозит. Узнаешь? Новый мастер там… тоже дерьмо то еще, а тебя они боятся.
Когда Дайм сказал про гильдию, Роне замер. Последний раз, когда он взаимодействовал с гильдией (о как сказал-то, опыт канцелярщины не пропьешь), его чуть не убила ловушка Герашана, а он сам выпил досуха человек шесть или семь. Сознательно. В трезвом уме и здравой памяти, отлично понимая, что и зачем делает: меняет их жизни на свою. И как только Герашан доложит об этом Дайму, все его доверие закончится. Так толком и не начавшись. Нельзя этого допустить, никак нельзя! Пусть лучше…
– Роне? – Дайм взял его обеими руками за щеки, заглянул в глаза. – Ты чего?
– Я… Герашан же тебе доложил, что я тоже пытался поймать Стрижа? Шесть или семь человек. Я их убил.
– Ох… – облегченно выдохнул Дайм. – Доложил, конечно. Даже показал, что видел. Не знаю, что точно там произошло, все следы выгорели к шисам собачьим, но ты не виноват.
От затопившего его облегчения Роне чуть не упал прямо тут же, на смятую постель. Но нельзя. Надо прояснить все до конца. Чтобы потом не оказалось, что кто-то что-то понял не так.
– Еще как виноват. Я не хочу тебе врать, Дайм.
– Ты и не врешь. Роне, я знаю, ты не хотел никому вредить. Ты бы не стал вот так запросто убивать каких-то незнакомых посетителей таверны. Конечно, ты зря полез ловить Себастьяно, Герашан бы отлично справился сам, но ты не виноват. Ты спасал свою жизнь.
– Дайм, я…
– Замолчи и дослушай, ладно? Да, убийство противозаконно. Но только если оно злонамеренно. Истинный шер далеко не всегда контролирует свои инстинкты. Чтобы не сдохнуть, все мы хватаемся за соломинку. Ты думаешь, я никогда не убивал вот так, случайно? За полвека службы в МБ?
– Понятия не имею. Дайм, я сожалею.
– Я знаю. Мне тоже жаль, что так получилось. Но когда сталкиваются истинные шеры, простолюдины иногда страдают. Стихии далеко не всегда предсказуемы. Давай остановимся на том, что тебе не нужно себя грызть за случайности. А в официальных отчетах ты вообще не фигурируешь за неимением отчетов. Там вообще ни тебя, ни Герашана, ни Себастьяно не было, а люди погибли из-за взорвавшегося артефакта неизвестного происхождения. Можешь внести виру крови в казну, семьям пострадавших ее уже выплатили. Из казны, как за общешерскую ответственность.
– Магбезопасность, – хотелось сказать ехидно, а получилось умиленно.
– Она самая. Ты не представляешь, как я устал, Роне. Мне хоть разорвись на сотню маленьких полковников.
– Генералов. Очень больших и важных генералов.
– Ехидна ты темная. Приедешь ко мне в Ирсиду после Большой Охоты и маскарада? Есть же шанс, что здесь все будет спокойно. Например, если ты совершенно случайно усыпишь Ристану на месяц-другой. О, как она будет прекрасна в хрустальном стазис-саркофаге! Воплощение чистой красоты.
– Только я ее целовать не буду, – фыркнул Роне.
– И не надо. Поцелуй лучше меня, мой темный шер.
– Только поцеловать?
– Ехидна… не только. Можешь еще пожелать спокойной ночи.
Ну как можно отказать светлому шеру, когда он так просит? Правильно, совершенно никак. Так что Роне и поцеловал, и пожелал спокойной ночи – через час. Или полтора. Да кто их считает, эти демоновы часы, которых всегда так мало!
…бывает сложно допустить, что открытое проявление любви на самом деле не делает человека слабым и уязвимым. Человек, пострадавший от психической травмы, связанной с насилием, предательством и т. п., проецирует поведение агрессора из прошлого на своего партнера в настоящем и пытается защититься от будущих травм «другим» поведением. В частности демонстрацией собственной независимости, готовности ответить ударом на удар, недоверия и т. п. Тем самым человек провоцирует непонимание и конфликты, а в перспективе и последующие травмы.