рассматривая потолок. Вставала, раздвигала створки душевой кабины, и Дурь рвалась наружу. Тыкалась в ладони, топталась, заглядывала в глаза.

Вера брала ее на руки и ничего не чувствовала. Ходила по квартире, чесала Дурь за ушком, надеялась, что еще чуть-чуть, и оно придет. Это понятное, сладкое чувство. Когда смотришь – и хочется не плакать, а улыбаться.

Но Веру улыбаться не тянуло.

С лотком Дурь так и не определилась. Вера стирала подстилки безропотно. Отрешенно убирала очередную тряпку, споласкивала душ, стелила новую. Неприятности с туалетом Веру почему-то совершенно не волновали.

Куда хуже было другое: она никак не могла полюбить свою кошку.

Одиночество было такое жгучее, такое беспросветное, что казалось – чего уж проще, с котиком-то все наладится. Приходишь с работы – а он рвется в двери: корми, скорее корми! Бархатная шкурка, встроенный моторчик. Генератор любви!

Но Дурь отчего-то любить никак не получалось.

* * *

За неделю на объявление никто не откликнулся. Сфотографировала Вера как следует: на зеркалку, со светом. На снимке Дурь получилась отменно, но «ласковую кошку-красотку» почему-то никто не хотел.

Снова зазвонил телефон: Антонина Павловна. Вера не подошла.

Она выпустила Дурь в комнату и вяло возила перед ней веревочкой. Играть кошка почему-то не хотела: мышей боялась, лазерную указку не поняла, а вот теперь и с ниткой ничего не выходило.

Вера смотрела долго, пристально, и внутри опять закипели слезы.

Раньше она хотя бы не плакала. Ее одиночество было унылым, беспросветным, но Вера с ним почти сжилась. Рыдать ее не тянуло – она же серьезная, умная женщина. Два красных диплома как-никак. Списки дел на всю неделю. Ежедневник. Опаздывать не умеет, разве что на две минуты.

А тут – кошка.

Вера схватила Дурь под ребра, рванула с ней в коридор, выкрутила замок, распахнула дверь и вытолкнула на площадку. Захлопнула дверь, выдохнула – и вдруг рассмеялась.

Свободна! Неужели свободна?..

Да с чего она решила, что ей вообще кто-то нужен?..

* * *

Вечером позвонили.

– Котенка еще отдаете? Заехал бы через полчасика, как вам?

Вера выскочила на площадку, едва повесив трубку. Где она? Куда запропастилась? Ну не могла она убежать: на улице холодно – не сунется. Трубопровод окружали кадки с растениями, которые выселили новые соседи напротив, и Вера обшарила каждую.

Ничего.

Бросилась по лестнице вниз, позабыв, что не заперла за собой дверь. Прямо в тапках, в заляпанной домашней футболке.

Еще этаж и еще.

Заглядывала в каждый угол.

Добежала до первого этажа, бросилась к подвалу. Дверь заперта: значит, сюда забиться не могла.

Запиликал весело домофон, выскочила на крыльцо. С черного неба сыпались снежинки, блестели в свете фонаря. Подул ветер, глаза заслезились. Обхватила себя руками – холодно!

Никого.

* * *

Возвращалась Вера нехотя. Она еще долго бегала вокруг парадной, утопая клетчатыми тапочками в снегу и выкрикивая бестолковое «кис-кис-кис». Продуло насквозь, кожа пошла мурашками, зуб на зуб не попадал.

Хотелось засадить кулаком в стену, но Вера не стала.

Два красных диплома все-таки. Да и не женское это дело – лупить кулаками стенки.

Квартира встретила ватным, парным теплом. Вера выдохнула, не чуя под собой ног, да так и встала.

Дурь выскочила из-под вешалки, бросилась на мокрый тапок, прижалась к ноге, затопталась сама не своя…

А нос-то у нее был шелковый.

Сердечком.

* * *

Через полчаса никто не приехал.

Но плакать Вера больше не собиралась.

Иван Бескровный

Маленький Арсений

1

– Ты всегда хотел от него избавиться! – ругалась Девочка. – Он тебе никогда не нравился!

– Ох и мерзкую он морду скрючил! – смеялся Отец, пиля яичницу и рассказывая, как ночью принял котенка за крысу. – Никуда он не денется, вернется. Он даже пожрать самостоятельно не в силах.

– Тебе приснилось, – сказала Мама. – Я ничего не слышала. Мы просто забыли закрыть окно, и он убежал.

Но Отец настаивал: Арсений вскарабкался на их кровать, забрался ему на грудь. И там улегся, от удовольствия чуть выпустив коготочки, без труда скользнувшие сквозь тонкую майку.

Отец приоткрыл глаза, но, вместо кота, разглядел у себя на груди огромную крысу, впившуюся острыми когтями прямо в грудь. Не раздумывая, он сгреб котенка и бросил точно в противоположную стену. И мгновенно уснул счастливым сном победителя мерзких существ.

А Арсений, представлял Отец, трижды извернулся в полете и воткнулся в стену всеми четырьмя лапами, как и полагается любому падающему коту. Только слегка ударился грудью, но тут же зашуршал по стенке коготками, сползая и тормозя свое стремление к полу.

– И уже потом убежал через окно, – подытожил мужчина. – Наверное.

– Вряд ли он смог бы убежать после такого… – сказала Мама.

– Ты ему что-нибудь сломал! – настаивала Девочка.

– Всё с ним в порядке, – отвечал Отец, пиля яичницу. – С другой стороны, правда, он даже не мяукнул и с окна умудрился спрыгнуть. Нет, ну совсем на сон не похоже! Столько деталей!

– Он больной! – не унималась Девочка.

– Он не больной, – сказала Мама, возвращаясь на кухню. – Он… С особенностями.

У Арсения были разные уши, косолапые задние лапы и торчащий нижний клык. Уши, конечно, были совершенно одинаковыми, но вот левое прибилось к голове и спадало на глаз. А клык торчал на морде флагштоком, перекашивая всю челюсть.

– Можно я не пойду в школу? – спросила Девочка Маму.

– Что это еще? – спросил Папа.

– Когда он вернется, кто-то должен быть дома! Или вдруг кто-то позвонит, что он нашелся?!

– Перезвонит! Нечего дурью маяться, вот еще выдумала, пропускать школу из-за какого-то кота. Только учебный год начался!

Но Мама подмигнула дочери и налила всем чай.

– Поговорим, когда папа уйдет, – шепнула она девочке, и та засияла, подмигнув матери в ответ.

Арсений и родился здесь, в подвале сельского двухэтажного дома, только в другом крыле. Тот подвал был настоящим кошачьим роддомом, и мать Арсения – белоснежная, потерявшаяся кошка – прибилась именно туда. Половина села выстроилась в очередь за котятами, которые – все в мать – родились пушистыми и белоснежными.

Весь подъезд таскал им молоко, кефир, картошку, яйца, а те, что современнее – покупали в сельском магазине кошачий корм, и почему-то всегда – с лососем.

Но Арсений паршиво ел. Все-то у него текло и валилось мимо пасти, никак он не мог управиться со своим торчащим зубом. И когда пришло время – Арсений остался без хозяина.

– Такого ребенку не принесешь, – рассуждала бабка у дома. – Пугаться будет. Чего доброго, неправильный