Степан не сел. Он закурил, задумчиво походил вокруг «Газели», поглазел на ее прогнившие, темные пятна кузова. Когда-то она была голубой, теперь – перекрашена в серый или просто на хрен выцвела и облезла. Тент, укрывающий кузов, – в дырах, сквозь которые медленно сочится солнечная пыль.

Степан залез в кабину, но и там все было не слава богу.

– Вторая не встает, учти, – крикнул Михаил (на этот раз старший). – Сразу третью.

На лобовом в углу путались паутинки трещин, сидел Степан, кажется, на какой-то деревяшке и под спиной была еще одна, а пассажирского сиденья вообще не было. «В любом случае, – решил он, топя сигарету в пепельнице, – тут не жить, только работать», – и зашелся удушливым кашлем, заткнувшим даже прибежавшего Генку с новостями.

– Поднимайтесь, – сказало начальство с мобильником в руках. – Дело. Заказ. Уже неделю ищут. Двадцать голов – полтора косаря за штуку.

– Оп-па! – вскрикнул Шур, потирая ладони и подмигивая Степану. – А ты фартовый!

– Каких голов? – спросил Степан, не вылезая из машины.

– Да каких захотят! – заржал Миша. – Не все ли равно, когда по полтора косаря за голову! Делим поровну! Вот и считай!

– Тут рядом, – сказал Генка. – Соседнее село, сразу за городом. По бумаге – отлов бродячих собак. Собирайтесь.

И все разбежались готовиться. Кто курить, кто доедать, а кто отливал, стоя на пороге гаража и, слава богу, хоть повернувшись наружу. А потом все уселись разыграть партеечку в дурака. А Степан стоял у «Газели», смотрел на мужиков, раздающих карты, и думал: что бы он сказал сыну, спроси тот, кем работает его отец? Ну не убийцей же животных?

– Че вы тут! – крикнул Генка, заходя в гараж; и все всё сразу поняли.

Генка всегда оставался на базе. Он был и шефом, и завхозом, и бухгалтером с секретарем, и много кем еще, но главной его функцией были – пинки.

– Мишка! – командовал он. – Давай перчатки, рюкзаки; другой Мишка – готовь трубки и «шило». Кто из вас что будет делать – мне пофиг, сами разберитесь. Степану заодно покажите, как заряжать, чтобы он ни тут, ни там не простаивал. Шур – клетки! – и, пожалуйста, на этот раз без адилина, иначе вы нас, блин, погубите!

– А чо ты мне говоришь! – Шур поднялся со стопки автомобильных покрышек. – Вон Михаилу говори. Он тогда адилином зарядил.

– А чо я зарядил! – заорал Михаил. – Ты видел ту псину? Ты не видел ту псину ни хрена! Ксиланит ее хрен возьмет!

– Та псина ОТ тебя бежала! – орал Шур в ответ. – Оставил бы ее в покое!

– Нам за нее бабка аж треху дала!

– Короче! – прервал Генка. – Шур – ты старший. Не дай бог вам еще раз приволочь мертвую псину.

Все замолчали. Генка ушел. Миша откинул брезент и развернул на краю кузова настоящую химлабораторию. Подозвал Степана. На грязных досках кучкой лежали пустые летающие шприцы – «шило» – духовые трубки, рядом баночки с ксиланитом, шприцы для закачки раствора.

– Короче, все просто, – сказал Миша и взял «шило». – Снимаем иглу, закачиваем раствор. Следи, чтобы не было воздуха. Либо долей, либо надо подвинуть вот эту втулку посередине. Тут вот, – он показал на иглу, – дырочка, следи, чтобы была закрыта, когда будешь нагнетать давление. Снимаешь оперение…

Степан кивал. У него снова разболелась голова. Еще он чувствовал, что никак не может раздышаться после сигареты. Стукнул себя в грудь, прокашлялся и похлопал куртку в поисках аспирина.

– Есть аспирин? – спросил Степан; ни у кого не было. – Ладно. Какой план?

– Михаилы «охотятся», – ответил Шур. – Ты на подхвате. Тушку отнести, патроны подать, подъехать куда нужно.

– Отстреливать будете?

– Нельзя, – ответил Шур. – Хотя можно, конечно. Да только обязательно какой-нибудь хрен вылезет, чтобы настучать. Как с той псиной, за которую бабка заплатила. Здоровенная, приметная, породистая, по ходу. Сбежала, я думаю, хотя без ошейника была… Короче, Михаилы ей три дротика с адилином успели впороть со страху. Та, наверное, и не поняла ничего. Ну, а бабка, дура, на радостях растрепала, потом еще труп псины кто-то нашел у нас на «мусорке», сфоткал, в какие-то соцсети выложил… Короче, прозвали нас апачами. Отряд «Апачи».

Степан задумался.

– Ну потому что трубки духовые используем, – пояснил Шур. – Трубки Михаил сам смастерил. Ну как смастерил, нарезал из водопроводных, полипропиленовых.

Шур помолчал, вспоминая, о чем был вопрос.

– Нет, отстреливать не будем. Подуспокоим особо здоровых или агрессивных.

После того как Миша заправил оставшиеся шприцы, они выехали.

Шур и Михаилы вместе с клетками и снаряжением тряслись в кузове. Всю дорогу Степан чувствовал настойчивый привкус гари и психовал на машину и условия труда. Но выбирать не приходилось. Телефон, рассуждал он, сам за себя не заплатит; подарок сам на себя не заработает… Степан открыл пошире окно и кое-как доехал.

Село имело дремучий яблоневый въезд и длинный, петляющий по чистому полю подъезд. Улиц в селе было всего пять, Степан остановился на центральной с названием «Центральная». Село пустовало – большинство работало в городе, дети – в школе, на параллельной улице с названием «Школьная».

Степан вылез и заглянул под тент.

– Выхлоп сечет.

– Мы в курсе, – сказал Шур и выглянул наружу. – Давай сначала за бумагой заедем, – и указал на белое здание администрации села в конце улицы. – Потом видно будет.

Степан подъехал. «Дольское сельское поселение» – красная табличка у входа в белое здание. Шур выпрыгнул из «Газели» и скрылся за дверью. Михаил и Миша вывалились из кузова покурить. У них были одна на двоих пачка и зажигалка.

– Какой план? – опять спросил Степан.

Миша с сигаретой в зубах изобразил пулемет «Максим» и заржал.

– Держи, – другой Михаил протянул Степану перчатки – толстенные, жирнющие. – А то руки расцарапают. Они и без сознания иногда дрыгаются.

Степан взял. Миша нагнетал в шприцы давление.

– Хорошие перчатки получились, – продолжал Михаил. – Сам шил, обувь старую распорол и шил, никакая другая кожа зубы и когти так не держит.

– Ты и трубки делал? – спросил Степан. – Шур рассказывал.

– Да, – ответил Михаил, показывая белые трубки в кузове. – Я немного концы обработал. Чтобы ртом не пораниться. Изоленту намотал, чтобы руки не скользили. Хочу еще бамбуковые сделать. Я и «шило» сам делаю, два шприца свариваю…

Михаила прервали Шур и толстый мужик – председатель села – крупный, красный и орущий. Как кабан.

– Надоели, ну! Понимаешь? – кричал председатель Шуру. – Я лично их придушить собирался! Понимаешь? Орут, сукины твари, пищат день и ночь! А что весной творится, бога матерь…

Председатель поочередно пожал руку каждому и похвалил перчатки Миши. Сказал, такие в селе на вес