– У самой-то зубы враскоряку! – хохотала ее подружка; вместе они со скамейки во дворе наблюдали за шествием людей в подвал.

– Топить надо, – говорила третья. – Сейчас всех разберут, она его и бросит!

– Сам подохнет, он и не ест ничего, – отвечала первая.

– Ты тож не жрешь ничего, Васильна, – вторая бабка не унималась. – Нинка, давай Васильну утопим! – бабка гаркнула и залилась таким сиплым смехом, что в окнах напротив замелькали лица жильцов.

– Подохнет, подохнет, – причитала третья. – Только его писка мне не хватало! Она же под моей квартирой окотилась! Не усну я, если он выть там с голоду будет!

Кошка действительно ушла, а Арсений действительно остался. Плакал он или нет – никто не выяснил. Бабке могло прислышиться, это могли «ныть» деревянные перекрытия или ее собственный муж-дед, издававший во сне звуки, вполне подходящие для помирающего, голодного кота.

Но как-то ночью бабка все-таки спустилась в подвал. Маленький Арсений был похож на мохнатую гусеницу, сжавшуюся в тугую спираль. Он один лежал в большой коробке из-под телевизора, с тряпкой на дне, крышкой с молоком, но молоком, расплесканным вокруг. Все в подвале было слишком большим: и коробка, и трубы, под которыми он лежал, и черное пространство подвала… В сравнении с ним – пугающе маленькой белой точкой.

Бабка отнесла котенка в крайний подъезд, в другую половину дома. Она помнила, что там есть семья с ребенком, с девочкой, а дети – вернейшее средство для усыновления бездомных котят.

А когда утром отец, как обычно, уходил на работу и открыл дверь – почти что раздавил свернувшегося на коврике котенка.

После этого он всегда смотрел под ноги, покидая квартиру. Особенно в тот день, когда Арсений сбежал. Но за дверью никого не было. Отец ушел, поцеловав девочек, попросив прощения и еще попросив, чтобы они не забивали себе голову всякой ерундой. Ничего с этим котом не случится. Живучие они. Коты эти.

– Как вернется, погрей ему молочка, – сказала мама, закрывая дверь. – Если опять у него не получится, в аптечке маленький шприц, покорми его.

Девочка обняла Маму. Пообещала сделать все уроки, пообещала даже повторить все прошлые правила. Пока она перечисляла все благодарности Матери, Мама тоже ушла, чмокнув дочь в макушку.

2

Степан Угрюмов – как сам говорил – был «мастером бараночного цеха». Это значило только то, что в 18 лет он получил права, взялся работать на заводском погрузчике, а больше ничему научиться так и не успел. Он снимал комнату в «гаражах» – далеком спальном районе города, дружил с соседкой Петровной, отрывал объявления в подъезде в надежде на подработку и старался скопить сыну на подарок. Полгода назад Степану исполнилось 50.

– Что-то новенькое? – спросила Петровна, усаживаясь на лавку; ее Степан называл «мастер седалищного цеха». – Степан! – крикнула она, когда он надолго завис у доски объявлений. – Степан?! Что-то новенькое? А? Эй!

– Водителя вот, – ответил Степан. – На «Газель». Платят ежедневно.

– А ты, что ли, умеешь? На «Газеле»-та?

– Петровна, – Степан повернулся к соседке. – Глаза разуй, голубь голодный мимо прошел. Ты на хрена с батоном вышла?

Степан оторвал «язычок» объявления и пошел к себе. Спустя полчаса он вышел обратно. Петровна сидела уже без батона. Весь несклеванный, он валялся у нее под ногами. Фактически Петровна сидела все с тем же батоном.

– Надя, – сказал он. – Ты не могла бы дать мне позвонить? Я по объявлению.

– Когда же ты, черт, телефон проведешь?! – Петровна не поднималась. – Тебе как, дурень, жена-то дозвонится?!

– Я для того и прошу тебя, Петровна, – сказал он. – Я работу сейчас получу, за телефон заплачу и донимать тебя перестану. Там долг небольшой, пустяки.

– Сколько уже, Степ? – не унималась Петровна. – Сынишке-то?

– Пять в декабре, – ответил Степан. – В этом году хочу купить что-то особенное… Дай позвонить, Петровна, ну ё-моё!

– Купить, – вздохнула женщина, поднимаясь. – Телефон проведи, поговори с ним лучше…

Петровна встала, и они потащились на пятый этаж.

Степан позвонил. Его приняли даже без встречи, сразу по телефону. Только спросили, сколько лет он за рулем, за что последний штраф, отбирались ли права, и еще одно – был ли судим.

Судим Степан был всего раз, но административно, а потому промолчал, и к работе мог приступать уже на следующее утро. Новость он с радостью, криками и поцелуями хотел довести до Надежды Петровны, но вместо этого зашелся приступом кашля и всерьез прослезился.

– Петровна, у тебя нет аспирина? Для головы, – сквозь кашель спросил Степан. – Не могу ее терпеть. С детства принимаю.

– Ты говорил, – ответила Надежда и принесла пачку аспирина. – Это все твой весенний бронхит. Чуть не подох же!

– Я чуть не помер от лекарств, – сказал Степан, побеждая одышку. – Я и курить почти бросил.

– Не бросил ты ничего, – отмахнулась Петровна, присаживаясь за кухонный стол. – Степ, может, нам обмыть эту твою «Газель»? На дорожку.

Но Степан отказался, решил – теперь все сделает правильно, без инцидентов. Так и врать не нужно будет. Врать он не любил. Однако приходилось, и последний штраф был совсем не за превышение скорости, это было самое настоящее ДТП с изъятием прав, судом, и Степан вообще не хотел об этом вспоминать.

Права он вернул всего неделю назад.

– Давай вечером? – предложил Степан. – После первого рабочего дня.

Петровна поморщилась. «Да и черт с тобой», – подумал Степан и съел аспирин.

Наутро голова так и не прошла. Степан доел аспирин Петровны и зашагал на выход из города, к его «восточным воротам», за гаражи, где была база предприятия, куда он звонил накануне.

Предприятие выглядело не то чтобы предприятием, а всего лишь гаражом под «Газель». Сотрудников «предприятия» звали – слева-направо – Генка, Михаил и Миша, и Шур (видимо, от Шурика, видимо, Александр).

– Степан, – сказал Степан.

– На «Газель»? – спросил Шур, закивал и шлепнул «Газель» по крылу. – Вот она.

Степан и сам видел. Каждому он крепко пожал руку.

– Куда ездить? – спросил он, обходя машину.

– Куда скажут, – сказал Генка и вышел наружу, отвечая на звонок.

– Не обращай внимания, – сказал Шур. – Генка нам заказы подгоняет. Когда погрузить что, перевезти, когда просто чернушкой какой помочь – тогда просто нас возить будешь, вроде ремонтной бригады.

– А вообще мы на отлове сидим, зверье фильтруем, – сказал Миша (младший из Михаилов), сплевывая на пол остатки еды. – На нем больше всего поднимаем.

– Но пока тишина. Несколько дней уже. Генка и бесится, с телефона не слезает, – сообщил Шур. – Так что падай. Рыбка, семечки… пивко – не предлагаю, извиняй, ты за рулем, – и снова шлепнул «Газель» по крылу.

Мужики