как парализовало. Он считал, что коты и кошки в этом селе должны были понимать, что давным-давно исчерпали свой кредит доверия.

– Пали! Подсекай! – заорал Председатель, отмирая. – Руби! Бей же! – орал он на Михаила с трубкой.

Арсений, не меняя направления, как мог, перебирая косолапыми лапами, рванул вперед и нырнул точнехонько в приоткрытое окошко подвального помещения родного дома.

– С ошейником! Нельзя! – прикрикнул на Председателя Шур. – Это подсудное дело!

– Это мое дело, какое это дело! – Андрей Павлович затыкал пальцем сначала вверх, затем в Шура. – Это моя территория! И я хочу, чтобы она была очищена от этих паразитов!

– Андрей Павлович, – Шур перешел на шепот: – Если кто-то лишится своего кота – вы, да и мы тоже можем схлопотать повестку.

– Тебе и твоим «апачам» нужны деньги или как? Я все про вас узнал, что ты думаешь! Вы можете прямо сейчас проваливать отсюда вместе со всем уловом, и я ни копейки вам не дам! Это будет ваша последняя охота! А шкуры напоследок у себя дома развесите, как трофей.

Девочка выбежала во двор. Она не понимала, почему председатель орет и тычет в котенка и кто все эти люди. Она упала на колени перед окошком, куда нырнул котенок, и вглядывалась в черноту и пыль подвального окна.

– Так, девочка, отойди, – сзади подошел председатель. – Всеми тут надо руководить. Ты, – он указал на Степана, – давай-ка эти свои шприцы. Вы двое, с колбасой – почему вы с колбасой? – в подвал.

– Это приманка, – сказал Михаил.

– Не нужно, из подвала выхода нет. Сейчас мы ключ раздобудем… Ну, мужики, давайте! Не щадите их! Всех вытаскивайте!

Девочке будто дали под дых, она потеряла возможность дышать, говорить, думать… а потом запаниковала.

– Не трогайте котенка! – она побежала за председателем. – Не убивайте! Он маленький и больной!

– Вот-вот, – председатель потряс ее за плечо. – Больной. Знаешь, сколько они заразы разносят? Даже туберкулез разносят. Знаешь, что такое туберкулез? У тебя есть интернет, я ваш дом подключал…

– Не трогайте котенка! – Девочка уже трясла за широкую кисть Шура, но тот снова и снова пожимал плечами.

Тогда она бросилась к бабкам, сидящим у другого конца дома. Она начала им кричать еще задолго до границы их слуховых возможностей.

– Они котят убивают! – кричала девочка. – Кошек стреляют! Помогите, пожалуйста!

– Стреляют, значит, надо, – успокоила девочку бабка, но все-таки встала и заковыляла к месту действия. – Может, у них бешенство, так и отстреливают! Ты не лезь им под руку, детка. Это правильно. Там Андрей Павлович?..

Девочка неслась обратно. Кто-то уже открывал Председателю дверь подвала, и она, не раздумывая, нырнула внутрь. Шур ловко подхватил ее и вытянул в солнечный сентябрьский день. Собрав последние силы, она подошла к Степану.

– Пусть они не убивают Арсения! – сказала Девочка, и Степан замер, она дергала его за рукав. – Скажите им, пожалуйста!

– Давай свои шприцы! – командовал Председатель. – Ну!

Михаилы подошли к Степану, Шур повернулся к Степану, кажется, даже бабки следили за Степаном. Он подал «охотникам» шприцы, и Председатель закрыл за Михаилами дверь.

Девочка разрыдалась, услышав первый «плевок», хотя и ожидала выстрела, но этот звук был даже хуже. Внизу послышалась возня. Она ушла, не дожидаясь развязки. Вернулась в квартиру, закрылась в комнате и поклялась больше никого и никогда не любить.

А Степан благодарил бога, что никто ничего не заметил. Он стравил последние шприцы практически в ноль.

4

Спустя час Арсений очнулся на «свалке» – во дворе заброшенного мусоросжигательного завода, куда свозили отловленных животных. Здесь Шур всем давал новую жизнь – выпускал на все четыре стороны.

Очнулся Арсений оттого, что какой-то котяра, рядом приходивший в сознание, перекатываясь, улегся прямо на него.

– Ну это уже не годится, – сказал Степан, поднимаясь с земли и подходя к животным. – Ты ж его удавишь на хрен.

Степан снял кота с Арсения. Арсений попытался посмотреть на Степана, и даже попытался убежать от него, лежа на боку и дрыгая лапами.

– Нет, брат, – сказал Степан. – В таком виде тебе нельзя домой. Трезвей давай.

Степан взял котенка и отошел в сторону. Присел на траву, Арсения уложил рядом, закурил. Снова зашелся кашлем, сильным, грудным, каким-то звериным. Арсений снова попытался сбежать, замолотил лапками по траве.

– Пять тыщ, – сказал Степан, откашливаясь. – За твою кривую рожу и твоих друзей.

Он рассматривал ряд тушек напротив, похожих на прилавок с колбасой. Коты и кошки приходили в себя: скребли по земле лапами, елозили мордами по заросшему и крошащемуся асфальту. Первый кот, которого подстрелили «Апачи», лежал в стороне ото всех. Его трясло, и он единственный из всех выл от боли и страха. Степан ничем не мог ему помочь: он понятия не имел как. Он только смотрел на кота и рассуждал:

– Куплю подарок сыну… Скажи спасибо, за тобой вернулся. Час уже тут сижу. Была бы «мусорка» дальше – сам бы ты домой добирался.

Степан воткнул окурок в землю, взял Арсения и уложил себе на руки, как ребенка. Котенок просыпался, вспыхивая черными зрачками, и засыпал обратно. Степан потрепал его за поломанное ухо, поправил ошейник с внушительным жетоном – адресником.

– Арсений, значит, – сказал он. – Ну и рожа у тебя, Арсений. Хотя в таком состоянии твои клык и уши как будто так и должны…

Степан не закончил – чихнул так, что все коты напротив замерли. Но он не придал этому чиху никакого значения. Только очень скоро у него заслезились глаза и начало першить в горле. А когда, сидя на траве, Степан почувствовал отдышку, понял – дело плохо.

– Похоже, дружок, у меня на тебя аллергия, – сказал Степан, поднимаясь, поднимая Арсения и уходя с заброшенного завода; котенок теперь ехал в кармане его куртки. – Надо от тебя побыстрее избавиться.

На остановке Степан вытащил Арсения из кармана и вновь положил на колени. Мгновенно вернулись сухость в носу, глазах, чих и насморк, а за ними и головная боль. Степан шумно задышал и с трудом выдыхал. Котенок, напротив, потихоньку приходил в себя.

Автобус подошел через полчаса.

– Как зовут это страшилище? – заумилялась женщина в автобусе, протягивая указательный палец к носу Арсения.

Вместо ответа Степан сунул ей деньги за проезд. Забрал назад, когда понял, что это не кондуктор. В его представлении разговаривать с кем-то в автобусе разрешалось только кондукторам.

– Арсений, – сказал Степан.

– Какое необычное у тебя имя! – женщина корябала ногтем розовый нос кота. – Какое необычное имя, да?! Почему тебя так назвали?

– Потому что мне так захотелось, – сказал Степан и отвернул Арсения от женщины и ее ногтя, пока кот не лишился глаз на