Кэроу спрятала волосы под шапку, любезно предложенную официанткой, так что самая заметная ее особенность была скрыта. Акива по-прежнему привлекал всеобщее внимание, однако, по мнению Кэроу, это происходило из-за его сверхъестественной красоты, а вовсе не потому, что его узнавали после показа в новостях.

— Заскочу на минутку в лицей, — сказала Зузана. — Пойдешь со мной?

Кэроу в любом случае собиралась зайти туда попрощаться, поэтому согласилась. К тому же, чтобы попасть в квартиру — если за ней все еще наблюдала полиция, — нужно было дождаться ночи. С наступлением темноты у нее появится возможность вернуться домой через балкон, чтобы собрать вещи.

«Ну и день!» — подумала она. Душа звенела от счастья. Деваться некуда — приходилось признать, что счастье это во многом связано с Акивой. Однако при всем при этом чувствовалась и некая едва уловимая ненормальность происходящего, которую Кэроу отнесла на счет своего встревоженного состояния и от которой все утро, радуясь внезапно свалившемуся на нее ощущению счастья, продолжала отмахиваться как от назойливой мухи.

Кэроу попрощалась с лицеем — мысленно, чтобы Зузана ни о чем не догадалась, — а затем и с «Ядовитой кухней». Прижала ладонь к мраморному боку Мора, пробежала пальцами по слегка потрепавшейся обивке диванчика. Акиву гробы и прочие здешние декорации привели в недоумение, место показалось ему «кошмарным». Он съел за компанию порцию гуляша, однако Кэроу сомневалась, что рецепт блюда его заинтересует.

Побывав с ним в этих двух местах, она взглянула на них совсем другими глазами. Ей вдруг стало стыдно от того, насколько мало она придавала значения войнам, которые наложили свой отпечаток на облик этих заведений. В школе какой-то шутник написал красной краской слово «volnost» — свобода — на той стене, где когда-то оно было выведено нацистской кровью, а в «Ядовитой кухне» ей пришлось объяснять Акиве, что противогазы относились совсем не к той войне.

— Они остались с Первой мировой, — сказала она, натягивая один из противогазов. — Сто лет уже прошло. Нацисты вторглись позже. — Она бросила на него язвительный взгляд. — Захватчики никогда не бывают хорошими, понятно? Никогда.

К ним присоединился Мик, и в разговоре поначалу ощущалась некоторая натянутость, ведь он ничего не знал о других мирах и народах. Кэроу рассказала о том, что они действительно летали, что Акива — ангел из другого мира, но говорила обо всем этом в своей обычной манере, так что Мик решил, что над ним потешаются. Однако он то и дело поглядывал на Акиву — также оценивающе, как и все остальные люди, — и Кэроу заметила, что Акиве неловко. Внезапно она осознала: он и не догадывался о том, какой силой обладает его красота.

Позднее все четверо отправились на Карлов мост. Мик с Зузаной шли на несколько шагов впереди, в обнимку, словно ничто на свете не могло оторвать их друг от друга, Кэроу с Акивой — следом.

— Сегодня вечером мы можем лететь в Марокко, — сказала Кэроу. — Я собиралась самолетом, но тебе вряд ли подойдет этот вариант.

— Разве?

— Да. Понадобится паспорт — документ, подтверждающий гражданство, в котором должно быть указано, что ты из этого мира.

— Сама лететь сможешь?

Кэроу попробовала: осторожно оторвалась на несколько футов от земли и тут же опустилась.

— Вообще-то, путь неблизкий.

— Я тебе помогу. Даже если бы ты не умела летать, я бы сам унес тебя.

Она представила, как летит над Альпами и Средиземным морем на руках у Акивы — не худшая мысль, но все же… Она не неженка.

— Я справлюсь.

Впереди Мик и Зузана застыли в долгом поцелуе, и Кэроу в смущении остановилась, повернулась к перилам моста и стала смотреть на реку.

— Наверное, непривычно весь день бездельничать?

Акива кивнул. Он тоже смотрел на реку, перегнувшись через перила и слегка касаясь локтем ее локтя. От Кэроу не ускользнуло, что он то и дело ухитрялся едва заметно до нее дотронуться.

— Все пытаюсь представить, как мой народ ведет такую жизнь, — и не могу.

— А какую жизнь ведет твой народ? — спросила она.

— Они поглощены войной. Если не воюют, то работают на войну. И живут в страхе. Все до одного.

— А химеры? Как они живут?

Он задумался.

— Ни для кого там нет хорошей жизни. Безопасным это место не назовешь. — Он положил ладонь на ее руку. — Кэроу, твоя жизнь — здесь, в этом мире. Если ты дорога Бримстоуну, вряд ли он захочет, чтобы ты отправилась туда. Тебе нужно остаться.

Следующие слова он произнес едва уловимым шепотом, и впоследствии она сомневалась, что расслышала их:

— Я остался бы здесь, с тобой.

Его пожатие было крепким и одновременно мягким, ладонь — теплой. Именно такой, как нужно. На мгновение Кэроу представила себе, что сбылось то, о чем он только что прошептал: жизнь вместе с ним. Все, чего она так страстно желала: надежность, основательность, любовь.

Любовь.

Слово уже не резало слух и не звучало так нелепо, как утром, когда его произнесла Зузана. Оно волновало. Кэроу потянулась к руке Акивы.

Почувствовала резкий толчок и отпрянула. Хамса! Она нечаянно приложила хамсу к его коже. Ладонь горела. Акива, отброшенный на шаг назад, прижал руку к содрогающемуся телу. Стиснув зубы, он преодолевал боль.

Снова боль.

— Я даже притронуться к тебе не могу, — сказала Кэроу. — Не знаю, чего хотел для меня Бримстоун, но уж явно не этого. Иначе он не наградил бы меня хамсами.

Собственные прижатые к груди ладони показались ей в тот миг отвратительными. Она нащупала висевшую на шее счастливую косточку и взяла ее в руку, чтобы успокоиться.

— Твой желания необязательно должны совпадать с его, — сказал Акива.

— Согласна. Но мне необходимо знать, что происходит. Необходимо.

Голос дрогнул. Она хотела донести до него свою мысль — и он все понял. Она увидела это в его глазах, а вместе с тем беспомощность и боль, которые то и дело вспыхивали на его лице с того самого мгновения, когда он ворвался в ее жизнь минувшей ночью. Всего лишь минувшей ночью. Не верилось, что прошло так мало времени.

— Ты не обязан лететь со мной.

— Разумеется, я полечу с тобой, Кэроу… — Акива все еще говорил шепотом. — Кэроу.

Он протянул руку, снял с нее шапку, из-под которой хлынули синей волной волосы, и заправил непослушную прядку ей за ухо. Взял ее лицо в ладони, и грудь Кэроу словно пронзил солнечный луч. Она притихла и стояла без движения. Никто и никогда не смотрел на нее так, как Акива, широко раскрытыми глазами, будто хотел вобрать ее в себя.

Одной рукой он нежно прикоснулся к ее затылку, провел по волосам, отчего по телу пробежала дрожь. Кэроу почувствовала, как уступает ему. Одна нога подалась вперед, колено прижалось к его колену, и оставшееся между ними пространство — отрицательное пространство, как это называют в рисовании, — так и норовило сомкнуться.