А затем внезапно, неизвестно откуда, пришло прозрение. Кэроу поняла, что за счет велся при помощи отметин, и отдернула руку. Она неотрывно смотрела на него, а он сидел молча, готовый согласиться с любым ее приговором.

— Это убийства, — тихо сказала она. — Убитые химеры.

Он не отрицал. Не собирался защищаться — так же, как и в тот раз, когда она напала на него. Его руки лежали неподвижно, и она поняла, что он борется с желанием спрятать их.

Ее трясло от вида этих отметин — двадцать штук только на одном указательном пальце.

— Так много, — сказала она. — Скольких же ты убил!

— Я воин.

Кэроу представила своих химер мертвыми и в испуге прикрыла рот рукой. В его рассказе война представлялась чем-то далеким. Но реальный Акива сидел прямо напротив нее, и тот факт, что он — убийца, теперь тоже стал реальным. Как и разбросанные по столу Бримстоуна зубы, эти отметины означали кровь, смерть — только не волков и тигров, а смерть химер.

Она смотрела на него не отводя глаз и… кое-что увидела. Мгновение раскололось, словно яичная скорлупа, и обнажило другое мгновение, почти неразличимое — почти, — а затем прошло. Акива остался таким, каким был, и ничего не изменилось, но этот проблеск…

Кэроу услышала собственный глухой голос, который, должно быть, исходил из яичной скорлупы.

— Теперь их у тебя больше.

— Что? — Акива смотрел на нее растерянным взглядом, а затем — словно вспышка молнии — пришло понимание.

Широко раскрыв сверкающие огнем глаза, он резко наклонился вперед и опрокинул чай.

— Что? — повторил он, на этот раз громче.

Кэроу отпрянула. Акива схватил ее за руку.

— О чем ты? Чего у меня теперь больше?

Она тряхнула головой. Отметины — вот что она имела в виду. В то расколовшееся на две части мгновение ей кое-что открылось. Перед ней сидел реальный Акива, а затем внезапно она увидела невероятное: Акива улыбался. Не мрачной ухмылкой, а лучистой от изумления улыбкой, до того прекрасной, что защемило сердце. Из уголков глаз бежали веселые морщинки. Он абсолютно изменился. Если и без улыбки он был прекрасен, то с ней — просто восхитителен.

Но Кэроу могла поклясться, что он не улыбался.

И что у того Акивы, который существовал лишь мгновение, было меньше отметин, а на некоторых пальцах — совсем не было.

Ее ладонь все еще оставалась в его руке, лежащей в луже разлитого чая. Подошедшая официантка стояла в нерешительности. Кэроу высвободила руку, откинулась назад, и официантка принялась вытирать стол, бросая на них взгляды. Закончив, она робко произнесла:

— Мне просто интересно… как вы сделали это?

Кэроу недоуменно посмотрела на нее. Девушка была одного с ней возраста, щекастая и румяная.

— Вчера вечером, — пояснила она. — Вы летали.

Ах, это.

— Вы там были? — спросила Кэроу, удивленная странным совпадением.

— Если бы, — ответила девушка. — Я смотрела по телевизору. Сегодня все утро в новостях передают.

«Ничего себе», — подумала Кэроу. Рука потянулась к телефону, который весь последний час то пиликал, то отрывисто фыркал, и включила экран. Куча пропущенных звонков и сообщений, в основном от Зузаны и Каза. Черт!

— У вас были тросы? — спросила официантка. — Их вроде не обнаружили.

— Никаких тросов. — Кэроу одарила ее своей фирменной ухмылкой. — Мы взаправду летали.

Девушка улыбнулась в ответ, решив, что ее разыгрывают.

— Не хотите говорить, и не надо, — сказала она притворно сердитым тоном и оставила их в покое, не забыв, однако, принести Акиве еще чаю.

Он все еще сидел, откинувшись на спинку стула, и внимательно изучал ее глазами-молниями.

— Что? — спросила она, ощутив неловкость. — Почему ты так на меня смотришь?

Он провел пальцами сквозь густые, коротко стриженные волосы, на мгновение задержав ладонь на лбу, и смущенно ответил:

— Не могу не смотреть.

Кэроу ощутила прилив радости. Этим утром суровость исчезла с его лица. Губы слегка раскрылись, взгляд стал не таким подозрительным, да к тому же она увидела — или вообразила? — мелькнувшую улыбку. Нетрудно было представить, как он улыбается по-настоящему.

Возможно, для нее.

«О боже! Будь кошкой, — напомнила она себе. — Кошкой, которая не даст себя погладить и никогда — ни за что — не заурчит».

Она вкратце рассказала ему, что узнала от официантки, но не была уверена, понял ли он хоть что-нибудь. Имел ли он представление о телевидении, не говоря уже об Интернете. Или о телефонах, если уж на то пошло.

— Подожди минутку, — сказала она и набрала номер Зузаны, которая ответила после первого же гудка.

— Кэроу! — взорвался ее голос в трубке.

— Это я…

— О господи! С тобой все в порядке? Я видела тебя в новостях. И его тоже! Ну и дела, Кэроу! Ты хоть поняла, что умеешь летать?

— Да, знаю, знаю. Клево, правда?

— Это не клево! Это ужасно! Я думала, ты погибла.

Зузана была на грани истерики, и несколько минут Кэроу успокаивала ее, не отводя взгляда от Акивы и стараясь сохранять кошачью надменность.

— С тобой правда все в порядке? — спросила Зузана. — Он тебе часом нож к горлу не приставил?

Кэроу быстро пересказала Зузане события прошлой ночи, не забыв упомянуть, что он не хотел причинить ей боль, и закончив фразой: «Мы… э-э-э… встречали рассвет на крыше собора».

— Какого черта? Это что, свидание?

— Нет, не свидание. Честно говоря, не знаю, что это было. Понятия не имею, что он делает здесь.

Она взглянула на него, и голос ее дрогнул. Нет, ее смутила не улыбка и не метки на руках. Непонятно откуда, но она знала, что на правом плече у него множество рубцов. Наверное, заметила, как он осторожничает с ними… Однако откуда ей известно, как они выглядят?

И какие они на ощупь?

— Кэроу? Алло, Кэроу!

Кэроу зажмурила глаза и откашлялась. Ее собственное имя пролетело мимо, никак не связанное с ней. По тому, как разволновалась Зузана, она поняла, что выключилась из разговора.

— Я здесь.

— Где? Я спрашиваю: где ты?

Кэроу насилу вспомнила:

— М-м-м… В чайной на Нерудовой.

— Оставайся там. Я иду к тебе.

— Не надо…

— Я иду!

— Зузи!

— Кэроу! Не заставляй меня прибегнуть к моим кулачкам!

— Ладно, — смилостивилась Кэроу. — Давай!

Зузана снимала жилье неподалеку, в Градчанах,[8]у тетки-вдовы.