— Буду через десять минут.

— Если б ты могла летать, явилась бы куда быстрее, — не удержалась Кэроу.

— Офигеть! Только попробуй смыться! И его не отпускай. Я вам покажу!

— Думаю, он никуда не уйдет, — сказала Кэроу, пристально глядя в глаза Акиве, и понимала — он действительно не уйдет, но не понимала почему.

Он — не человек. И даже не из ее мира. Он — солдат, ведущий счет жертвам, и враг ее семьи. И все же что-то связывало их, что-то, по силе превосходящее все эти доводы и дарящее ей чувство такой внутренней гармонии, что любые попытки сопротивляться вели к разладу с собственным «я».

Всю жизнь ее постоянно дразнила иллюзия чего-то недостижимого, но теперь все было иначе. Здесь, в присутствии Акивы, даже когда они говорили о войне и нескончаемой вражде, она чувствовала, как ее обволакивает его тепло. Вопреки всем разумным доводам, она была уверена, что ее место — рядом с ним.

— Сейчас сюда явится моя буйная подруга, — барабаня пальцами по столу, сказала Кэроу.

— Которая была на мосту?

Вопрос напомнил о том, как вчера Акива ходил за ней следом. Наверное, видел Зузанино представление.

Кэроу кивнула.

— Она знает о существовании твоего мира. И в курсе, что ты пытался меня убить, так что…

— Мне следует бояться? — спросил Акива, и Кэроу показалось, что он говорит серьезно. Однако это была очередная попытка пошутить с невозмутимым видом, как давеча на крыше собора, когда он удивил ее предложением сталкивать вниз неудавшихся кавалеров.

— Еще как, — ответила она. — Перед ней все дрожат от страха. Сейчас увидишь.

Кэроу сидела, прижав ладони к пустой чашке, — не столько из боязни направить на Акиву их магическую силу, сколько для того, чтобы устоять перед соблазном прикоснуться к его рукам. Вид смертельных меток отталкивал. Но одновременно с отвращением она чувствовала… притяжение.

Она догадывалась, что он тоже борется с желанием протянуть к ней руки. Он не сводил с нее глаз, она то и дело заливалась краской, разговор еле теплился, когда дверь распахнулась.

В чайную ворвалась разъяренная Зузана, протопала прямиком к столу и уставилась на Акиву, готовая разразиться бранью. Но осеклась. На ее лице злость боролась с благоговейным трепетом, и последний победил. Она бросила косой взгляд на Кэроу и выдала в изумлении:

— Ух ты! Спаривайтесь! Немедленно!

Это было так неожиданно, что Кэроу расхохоталась. Откинувшись на спинку стула, она дала волю смеху — чудесному, заливистому, — который снова изменил невозмутимое выражение лица Акивы. Тот изучал ее с таким вниманием, что она вздрогнула.

— Нет, правда, — сказала Зузана. — Прямо сейчас. Найти лучший генетический материал — вот что важно для продолжения рода, правильно? А это, — она сделала картинный жест рукой в сторону Акивы, — это лучший генетический материал, который я когда-либо видела.

Она придвинула стул, уселась рядом с Кэроу, и обе они — ни дать ни взять посетительницы художественной галереи — принялись в упор разглядывать серафима.

— Фиала возьмет свои слова обратно. Ты просто обязана привести его на урок рисования с натуры.

— Точно, — улыбнулась Кэроу. — Уверена, он будет счастлив раздеться перед толпой людей.

— Разоблачиться, — поправила Зузана, приняв официальный вид. — Во имя искусства.

— Ты собираешься нас познакомить? — спросил Акива. Химерский язык, на котором они разговаривали до появления Зузаны, прозвучал неуместно, как отголосок другого мира.

Кэроу кивнула, подавив смех.

— Прости, — сказала она и быстро представила их друг другу. — Мне, разумеется, придется переводить, если вы захотите пообщаться.

— Спроси, он влюблен в тебя? — немедленно потребовала Зузана.

Едва не поперхнувшись, Кэроу всем корпусом повернулась к Зузане и уставилась ей в лицо, но не успела сказать и слова, как та подняла руку.

— Знаю, знаю. Конечно, ты не спросишь. Да этого и не требуется, все и так ясно. Посмотри на него! Он же сейчас сожжет тебя своими оранжевыми глазищами.

Действительно, пришлось это признать. Но любовь! Нелепость…

Она так и сказала.

— Знаешь, что тут нелепо? — не сдавалась Зузана, продолжая изучать Акиву, который выглядел смущенным под ее оценивающим взглядом. — Вдовий мысок — вот что. Боже! Как же нам не хватает их в повседневной жизни. Мы вполне могли бы использовать его семя для увеличения числа вдовьих мысков среди населения.

— С ума сойти! Что за бред ты несешь? Спаривание, семя…

— Да, я обожаю Мика, — рассуждала Зузана, — но это не значит, что я откажусь внести свой вклад в распространение вдовьих мысков. Поддержать генофонд. Ты тоже, правда? Или… — она искоса посмотрела на Кэроу, — ты уже?

— Что? — Кэроу пришла в ужас. — Нет! Кем ты меня считаешь?

Она была уверена, Акива не понимает их разговора, однако на его губах мелькнула улыбка. Он спросил, что сказала Зузана, и Кэроу почувствовала, как заливается румянцем.

— Ни о чем, — ответила она на химерском. И добавила по-чешски: — Она. Ничего. Не говорила.

— А вот и говорила, — пропела Зузана, и как ребенок, которому только что влетело за шалости, принялась весело повторять: — Спаривание! Семя!

— Зузи, хватит, — беспомощно умоляла Кэроу, радуясь, что эти двое не говорят на одном языке.

— Ладно, — сказала подруга. — Я умею вести себя. Смотри.

И напрямую обратилась к Акиве:

— Добро пожаловать в наш мир! Надеюсь, вам здесь нравится.

Подумав, Кэроу с улыбкой перевела.

Акива кивнул:

— Спасибо. Пожалуйста, скажи, что представление было замечательным.

Кэроу передала.

— Я знаю, — согласилась Зузана. Так она всегда реагировала на комплименты, однако Кэроу видела, что ей приятно. — Идея принадлежит Кэроу.

Об этом Кэроу умолчала.

— Зузана великолепная художница, — добавила она.

— Ты тоже, — ответил Акива, и на этот раз довольной осталась Кэроу.

Она рассказала про учебу в художественном лицее, а он сообщил, что в его мире нет ничего подобного, всему учатся только на практике — идут в подмастерья. Она заметила, что Зузана, наверное, тоже подмастерье, ведь она из семьи мастеровых, и спросила, из какой семьи происходит он — может, воинов?

— В некотором смысле, — ответил он.

Его братья и сестры были воинами, как и отец — в свое время. Слово «отец» он произнес с надрывом, Кэроу почувствовала неприязнь, не стала продолжать расспросы и вновь принялась говорить об искусстве. Разговор, фильтруемый Кэроу, — а Зузана даже в самом хорошем настроении требовала высокой степени фильтрации — шел на удивление легко. «Слишком легко», — подумала Кэроу.