Самое же удивительное происходило с голубоватым дымом, который поднимался над кадилом старого колдуна. Этот дым принял форму высокого человека, могучего воина в темных доспехах, с мечом в руке. Призрачный воин приоткрывал рот, словно что-то говорил, но Никита ничего не слышал.

Однако, хотя он и не слышал речь призрака, перед глазами у него проходили странные и непонятные видения. Видел он холодную каменистую землю на севере, суровых людей, вооруженных большими двуручными мечами и боевыми секирами. Видел длинные, низкие корабли с драконьими мордами на носу, плывущие вдоль безлюдных берегов. Видел горящие избы, убегающих людей, видел их рты, разинутые в безмолвном крике, видел пятна крови на снегу…

Старый же колдун внимательно слушал беззвучную речь призрачного воина, словно понимал каждое его слово, и время от времени отвечал на незнакомом языке.

Так прошло несколько минут — и трава в кадиле колдуна догорела, дым растаял, призрачный воин исчез.

Некоторое время нойд молчал, и все вепсы стояли вокруг него в почтительном безмолвном ожидании. Никита хотел уже нарушить эту тишину — в конце концов, ему нужно было продолжать работу! — но тут сам нойд заговорил.

Он говорил по-вепсски, и Никита не понимал ни слова.

Наконец нойд замолчал, и только тогда старик вепс, хорошо говоривший по-русски, перевел его слова десятнику.

— Нойд говорил с мертвым человеком, он просил у него разрешения потревожить его могилу. Мертвый человек был сильно недоволен, но нойд его уговорил…

— Вот спасибо-то! — крякнул десятник.

— Только непременно нужно похоронить его в другом месте, — продолжал старик. — В таком, где его никто не потревожит. И непременно нужно перенести его вместе с надгробьем и вместе с каменным гробом, в котором покоятся его кости, и гроб ни в коем случае нельзя открывать, чтобы не потревожить останки…

— Вот ведь морока-то! — вздохнул Никита, прикидывая, сколько людей понадобится для такой работы и сколько времени она у них займет. А еще ведь надо придумать, куда этого древнего язычника похоронить — ведь не согласятся вепсы закопать его на каком-нибудь пустыре, а хоронить язычника на христианском кладбище не положено.

Никита вспомнил, что неподалеку, к югу от русла будущего канала, купец-старообрядец Громов, заботясь о спасении души, купил участок земли под кладбище. Громов держал часть подряда по строительству канала, значит, был заинтересован в том, чтобы работа шла без задержек. Может быть, удастся уговорить его похоронить на новом кладбище вепсского вождя?

Одна только заминка — вождь этот наверняка язычник, и набожный купец не позволит хоронить его в освященной земле…

Но старый вепс разрешил его сомнения.

Он сказал, что покойный вождь был христианином, в доказательство чего показал высеченный на надгробье крест.

С этим Никита и отправился к Громову.

На его счастье, старообрядец был неподалеку, следил за разгрузкой подвод с бутовым камнем. Внимательно выслушав десятника, он надолго задумался, потом спросил своего неизменного спутника, конторщика Епифана, убежденного старовера и большого знатока религиозных вопросов.

Епифан также выслушал Никиту и ответил уверенно, что раз вепсский вождь похоронен в давние времена, значит, жил он задолго до еретика Никона с его бесовскими нововведениями. Значит, веровал он по-старому, по-настоящему. Значит, как ни крути — он истинный христианин, считай — старовер, и вполне достоин того, чтобы похоронить его на старообрядческом кладбище.

А учитывая, что он был человек не простой, а какой ни на есть государь, так от его захоронения будет новому кладбищу не только не урон, а, напротив, большая честь и слава.

Громов обрадовался и позволил Никите похоронить мертвого богатыря в своей земле. И даже выделил ему телегу с лошадью, чтобы скорее покончить с этим делом.

Никита вернулся к вепсам и сообщил им радостную весть.

Землекопы аккуратно обкопали каменный саркофаг, подняли его на ремнях.

Саркофаг был необыкновенно тяжел, и десять человек с трудом вытащили его из ямы.

Никита смотрел, как вепсы тащат каменный гроб, и вдруг в голове у него зародилась догадка.

Не зря старый нойд говорил, что мертвеца следует перехоронить вместе с его гробом, не зря он подчеркнул, что гроб ни в коем случае нельзя открывать.

Не иначе, в этом гробу спрятаны сокровища древнего князя! То-то так тяжел этот каменный ящик…

Вепсы тем временем взгромоздили саркофаг на телегу и довезли до Громовского кладбища. Там над покойником сперва прочитали христианскую молитву, а потом нойд отпел его по-своему, и удовлетворенные вепсы наконец вернулись к своей работе.

Ресторан «Масло» назывался так вовсе не потому, что все блюда готовились там на оливковом масле. Или на сливочном. Или еще на каком-нибудь, более экзотическом. Нет, имя ресторану дали картины. Очень приличные копии великих картин, написанных исключительно маслом. Картины висели везде — в холле, в большом зале и в двух банкетных, поменьше. Картины были разные — портреты, пейзажи и натюрморты, большие и маленькие, жанровые сценки и этюды.

На стоянке у ресторана машин было немного, как видно, посетители, предпочитая основательно изучить винную карту, домой уезжали на такси. Тимофей Кочетков решительно пересек парковку и подошел к двери. За стеклянной дверью маячил представительный швейцар с каменным выражением лица, который при виде Тимофея не сделал никаких попыток дверь открыть.

Что ж, Тимофей Кочетков человек не гордый, может и сам себя обслужить.

— И куда? — швейцар разлепил плотно сжатые губы. — Неясно, что ли, что это вход для гостей? А тебе, дядя, нужно со двора.

— Нет уж, мне как раз нужно сюда! — сказал Тимофей. — Потому как я — самый настоящий гость.

Швейцар пренебрежительно хмыкнул и сложил руки на груди, как Наполеон.

— Гость, значит? — спросил он.

— Ага, — безмятежно ответил Тимофей. — Имеете что-то против?

Швейцар взглядом показал, что он много чего имеет против, однако открыто хамить не стал.

— У вас ресторан? — спросил Тимофей.

— Ресторан, — не мог не согласиться швейцар.

— Люди обедают?

— Ну, обедают, — снова пришлось согласиться швейцару.

— Ну так отойди в сторонку, дай пройти, я тоже пообедать хочу.

— Ну, настырный какой! — В голосе швейцара проявились вполне человеческие нотки. — Дядя, да ведь пивка попить тебе дешевле встанет вон там, через дорогу!

— Спасибо, конечно, за заботу, — решительно сказал Тимофей, — но мне сюда надо.