Марья не таяла, околдованная обаянием мачо, как Алик рассчитывал, а недоверчиво сканировала его. Не верила. Но не уходила.

— Что от меня вам нужно? — спросила.

— Все, что известно. Юлю задержала полиция…

— Ах, какое несчастье, — усмехнулась Марья, не скрывая торжества.

Она опустила собачку на землю, та засеменила, подметая длинной шерстью снег, к детской площадке, в то же время хозяйка прогулочной походкой двинула за ней, не отставал от «звезды» и Алик.

— Вы радуетесь?

Он просто задал вопрос, не окрашивая интонацией, но вопрос явился катализатором: Марья не скрыла ни торжества, ни злорадства, ни удовлетворения:

— Радуюсь, да. Я — за справедливость. Кто, по-вашему, взорвал собственную дачу вместе с мужем?

— Юля? — догадался Алик.

— Не сама, конечно, хотя… с нее станется. Она ревнивая до ужаса, а сама флиртовала с мужиками направо и налево! Лицемерка. Бедный Ваня мучился с ней, она же неуправляема. А как пилила его! Все ей не так, то дулась, то кусала всех ядовитыми словами, то игнорировала… Ужас, какая невоспитанная! Но с претензией на светскость. Думаю, она наняла киллеров и заказала убить Ивана! А чтобы отвести от себя подозрения, подгадала, когда Ваня будет на даче не один… Потрясающая жестокость.

К счастью, Марья говорила не быстро, Алику удалось вставить в длинную тираду весьма важный вопрос:

— А откуда Юля знала, что Иван на даче, к тому же не один?

— Киллеры следили за ним. — Такое ощущение, что ответ был готов у Марьи заранее. — Итак, четверо бизнесменов убиты, стало быть, постарался кто-то из крупных орлов того же полета, а она ни при чем — какая прелесть! Дусик, Дусик…

Марья засеменила на высоких каблуках к терьеру, исступленно грызущему найденную кость (видимо, вкусную) вдвое больше псины. Хозяйка ногой отфутболила кость, но собачка кинулась вдогонку за деликатесом. Пришлось Марусе взять двумя пальчиками косточку и кинуть как можно дальше, лохматая псинка смирилась и задрала ногу на колесо иномарки.

— Хм, я должен был стать пятым… — вернулся к теме он.

— Вам повезло, — сказала Марья, вытирая пальцы в перчатках о снег, взятый с веток куста.

Нет, доверия в ней не прибавилось, она одарила Алика таким взглядом, что впору придраться: мол, что вы имеете в виду, глядя на меня, словно я у вас украл кусок от шубы? Но есть другой способ сбить спесь — уличить, что и сделал Алик:

— А откуда вы знаете, что на даче было четыре человека?

— Ваня сказал, — не смутилась Марья. — Он заехал ко мне накануне…

— Накануне чего?

— Взрыва, конечно. То есть днем… Дусик, фу! (Дусик плевать хотел на ее «фу» и обнюхивал нечто невидимое.) Ваня попросил фотоаппарат, сказал, что у него на даче собирается компания вершить великие дела. Немного, всего четверо вместе с ним…

— Что? Фотоаппарат?! — Это же фантастика! И реакция Алика была соответствующей. — У вашего брата не было фотоаппарата?! Может, телефона у него тоже не имелось?

— Представьте, у моего брата имелось все, что нужно успешному человеку! — презрительно сказала Марья. — Не ехать же ему домой к своей тощей кляче за фотоаппаратом, в дела бизнеса он не посвящал ее, следовательно, о сборе на даче она ничего не знала. А вот если бы Ваня приехал домой, она пристала бы: зачем, куда и… так далее. Еще потащилась бы за ним и умничала там среди по-настоящему умных людей. Последнее время Ваня стеснялся ее, в семье его держали только дети, он их очень любил.

М-да, дети, разумеется, — веский аргумент сохранить брак, только малоубедительный. Как показывает практика, мужчин ничто не останавливает рядом с надоевшей женой. Алик не поделился с Марьей возникшими сомнениями, всего лишь сместил акценты, поинтересовавшись:

— Вас вызывали для дачи показаний?

— В первую очередь. Как там дурно пахнет, от этого у меня разболелась голова. Дусик, Дусик, иди ко мне, мой мальчик.

Она подняла собачку, сунула ее за пазуху и поежилась, давая понять, что прогулка закончена. В сущности, Алик выяснил все, что требовалось, даже более того. Он попрощался и зашагал к дороге ловить такси (деньги, кстати, дал Иван, у Алика-то ни копейки не осталось после ограбления), но его догнала фраза Мария:

— А Иван не говорил, что будет пять человек…

Алик повернулся к ней лицом, продолжая идти задом, крикнул, улыбаясь во весь рот:

— Я звонил ему из аэропорта, куда вынужденно сел самолет, предупредил, что не успеваю.

И помахал рукой. Марья пошла к подъезду, не ответив на прощальный, между прочим, дружественный жест.

* * *

— Юла!.. Юла!..

О, сколько упрека в одном слове, которое состоит всего из трех букв! Буквы-то не ругательные, а звучали в устах Сани — ой как ругательно. Он рычал по-звериному надрывно, словно тигру прищемили лапу. Правда, на тигра Щелоков не тянул, экстерьер не тот, так что сравнение не совсем корректно. Саня больше походил на комичное существо из трагедии. Юля много читала, так вот, Шекспир в свои трагедии вводил комичных персонажей, не раз она озадачивалась: зачем? И вот теперь поняла: разбавить напряжение, нельзя же все время страдать. Однако Саня слишком много бегал по комнате, где разрешили свидание с адвокатом, у Юли голова пошла кругом, она попросила:

— Саня, ты не мог бы сесть?

Он подскочил к столу, упал на обе лапы, испугав Юлю (уж не сожрать ли решил узницу?), и гаркнул:

— Сядешь ты! Надолго сядешь!

Отошел, промокнул платком пот со лба, ослабил узел галстука. Странно, Юля терпеть не могла галстуки. Мужчина при галстуке казался ей неким подобием египетской мумии, которую повесили во времена фараонов, а когда мумия ожила, с удавкой не рассталась. Теперь мумия бегает, а удавка болтается, болтается… В общем, дурь полная.

— Объясни, подруга… — на псевдоспокойной ноте тем временем процедил Саня. — Объясни, как попал твой отпечаток на объектив?

Это запросто. Все продумано за ночь, Юля выдала без запинки:

— Однажды я целовалась с… тебе необязательно знать. Мы целовались в приемной, там никого не было. Я хотела уйти, потому что смущалась, выскочила в коридор, а он… он такой был настойчивый и влюбленный, не мог с собой совладать. И я вдруг захотела, чтобы он меня целовал, целовал… В губы. Долгим поцелуем. Но охранники внизу увидели бы, донесли Ваньке… Представляешь, что было бы? Вот я и залепила пластилином объектив, а потом предалась любовному жару… угару… Но мы только целовались. Немножко.

Вскинув лживые глаза на Саню, Юля тут же опустила ресницы. Ну и выражение у него на фейсе: он бы откусил ее язык, если бы это было возможно.

— И как же ты залепила? Высоковато там.

— Я подпрыгнула и… бац! Одним нажимом, лишь бы… Я ведь занималась танцами очень долго, у меня поставлен прыжок.