— Ага. И пластилин постоянно лежит у тебя в кармане.

— Нет. Это был случайный кусочек. Малышка прилепила его на зеркало в прихожей, я отлепила и машинально в карман…

— Хватит!

Наконец он приземлился на стул, теперь они сидели визави, и Юля заметила, что Саня близок к инфаркту! Да, да! Он просто с лица спал: бледный, точнее, желтоватого оттенка, будто это кожа покойника, губы синеватые — явный признак нездорового сердца, глаза покрасневшие. Потянуло пожалеть его и сказать: «Да что ж ты так убиваешься! Все обойдется…» Не успела. Саня положил на стол лист бумаги и придвинул к ней.

— Что это? — спросила она.

— Читай. Вслух читай. Это ксерокопия, оригинал у следака.

Юля развернула вчетверо сложенный лист, и зашевелила губами, то читая вслух, то прерываясь и пробегая строчки глазами:

— «Прокурору… В ночь с 25 на 26 декабря в элитном районе был взорван дачный особняк, сообщаю, что это дело рук…» Что за дурь, Саня?! «…ревность одна из причин, а также понимала, что муж вот-вот бросит ее…» Ого! Я бы сказала наоборот, Ванька последнее время был со мной любезен и мил. Так, что тут еще… «…все состояние, а это немало, достанется ей…» Круто. А подписи нет.

— Ну и что? — усмехнулся Саня.

От его коварной усмешки Юле стало не по себе, хотя она в любой момент могла разбить все подозрения, попросту выдав Ивана. Но пока не считала нужным это сделать, к тому же хотелось проверить, насколько пал муж и есть ли предел его трусости. Обманутой женщине это очень важно, ведь чтобы избавиться от нанесенной травмы, нужно чем-то себя стимулировать, начиная новую жизнь. Если Ванька дерьмо, вот и стимулятор: он не достоин ее.

— Припомни, дорогая, — в то же время говорил Щелоков, — как ты выпендривалась на первой беседе со следователем. Что я тогда сказал?.. Вижу, помнишь. А тут две улики, одна вообще стотонная — отпечаток твоего пальца, тогда как в кабинете Ивана полный разгром! Эту улику ничем не перешибить. Как один из вариантов, милая: кабинет мужа ограбила ты. Поэтому анонимка лишь добавляет к данной неприятности веса. Теперь найти подтверждение твоей вины — раз плюнуть.

— Неужели все так плохо? — не верилось Юле.

— Лет пятнадцать — двадцать строгого режима.

— Ой… — поморщилась она, тронув пальцами лоб, который просто прострелили слова Щелокова. Да, угроза бесспорная: зачем же искать настоящих убийц, когда есть она? Короче, несмотря ни на что, обвинения все равно предъявят ей. Теперь она на собственном опыте знает, что игры с органами опасны.

— Четыре трупа, — развел руками Саня, давая понять, что надежды ноль и даже в минусе. — Но мы можем устроить твое заключение с комфортом.

— Да? — оживилась Юля. — Каким образом?

— Есть средство: беременность. Будучи в положении, ты сможешь претендовать на содержание под домашним арестом до решения суда. Конечно, нужно будет внести и залог, но это дело пятое. С ребенком мы добьемся мягкого приговора.

— А мягкий приговор — это сколько?

— Лет семь-шесть.

— Ого…

— А как ты хотела, завалив кучу народа? Но и этот срок можно скосить наполовину. Потом я добьюсь VIP-камеры — телевизор, холодильник, телефон, хорошее питание и, естественно, никаких работ в колонии. Это дорого, но стоит того. А там амнистия подоспеет…

— Вау, — вяло произнесла Юля. — Осталось где-то взять ребенка.

— Сначала беременность, дорогая, дети потом появляются, если ты помнишь. Беременность — твое спасение.

— И где мне забеременеть?

— Здесь. Я готов помочь.

Юля открыла рот в буквальном смысле. Нет, у нее сама собой отвалилась челюсть. Следом она живо представила, как Саня Ромуальдович ее обнимает, целует в губы своим безгубым ртом, снимает с нее одежду… А где ЭТО должно произойти? На полу, что ли? Фу-фу-фу! На этот пол ступать противно, а сексом заниматься… брр! Так где же? Ах, на столе! Итак, Саня раздевает ее, укладывает на стол, ножки Юли безвольно свешиваются, а он лапает, лапает — типа заводит партнершу на секс. А может, он мастак без предварительной подготовки? Она лично не знает, как Саня этим делом занимается, не исключено, что для него извращения норма. Короче, потом раздевается он… Воображение Юли предоставило ей нечто волосатое, непропорциональное, слюнявое… Нет!!!

— Ты… это… серьезно? — едва вымолвила она.

— Более чем.

— А… а… тебя не смущает это место?

— Ерунда.

— А… а… Я тебя не люблю! И ты меня не…

— А кто говорит о любви?

— Но ребенок! Это же не собачка, не кошка. Это человек, его придется любить, растить, тратиться на него, а ты этого не любишь.

— Долой демагогию, — психанул Ромуальдович. — Говори, запускаем проект или нет?

Юля медленно покачала головой, произнеся:

— Проект. Дети, Саня, должны рождаться от любви, другого варианта я для себя не вижу.

— Дети рождаются, потому что девушки залетают. У нас заканчивается время. Что решаем?

Осталось представить еще один аспект: в генах ее ребенка потечет кровь человека, который прагматично считает зачатие и рождение человека проектом или еще проще — по залету. Разве такой человек будет способен любить, уважать, сострадать? Человек без чувств, эдакий манкурт нового типа — «заманчивая» перспектива! Юля не обрадовала Саню, у которого наверняка есть свой грандиозный проект, но о настоящем плане он не поставил в известность арестантку:

— Нет, Саня. Я не могу на это пойти.

— Тогда сядешь надолго.

В сущности, просчитать Саню проще пареной репы, это раньше он казался недосягаемой вершиной, пугающей своей свободой без границ, иронией и лоском. Но у этой свободы, оказывается, есть меркантильные интересы: Юля вдова (он же не знает истинное положение вещей) и богатая наследница, сделал ей ребеночка, женился — куда она денется от нового штампа в паспорте? Дети Ивана не в счет, они слишком малы, чтобы делить с матерью отцовское наследие, так что Юла — жирный кусок. К тому же она сядет на несколько лет — и живи себе припеваючи. Не раз Саня уверял, что жизнь проста, ее усложняют лишь дураки. И он прав: слишком все просто… но противно. Юля, глядя ему прямо в наглые глаза, отрезала:

— И в тюрьме люди живут.

О, как Саня разочаровался! Но скорей всего, в себе: он недооценил Юлу.

* * *

Непримиримо смотрела на Алика Роза, словно он сделал ей неприличное предложение, до того неприличное — даже горло перехватил спазм.

Свежий мужской глаз всегда определит закомплексованную женщину, это же своеобразный ящик Пандоры: стоит ее чуть-чуть задеть, польется черт знает что из крепко сжатого ротика. Алик подобные экземпляры чуял всеми порами кожи, поэтому весьма осторожно наводил справки, используя ту же ложь, что и в разговоре с несравненной собачатницей Марьей. Роза не пригласила его в квартиру, это естественно, чужой человек опасен. С другой стороны, когда люди боятся, то разговаривают через цепочку, она же стояла на пороге, распахнув дверь и выставив бюст вперед, будто это поможет сдержать вторжение в ее жилище. Во всем этом было нечто вызывающее, провокационное и агрессивное.