Его пальцы впиваются в мои бёдра так, что наверное, останутся синяки. Я бы хотела, чтобы остались. Я тоже хочу помнить.

Когда из вспышки белого пламени я выхожу обновлённой, очищенной, разморённой и мягкой, как расплавленное масло, – понимаю, что поздно бояться и отступать. Я действительно хочу его так же сильно, как он меня.

- Велиар… - выстанываю его имя. Нахожу как-то способ, чтобы запустить пальцы ему в волосы, чтобы потянуть его голову выше. Хочу обнять до боли в костях, хочу цепляться руками и ногами, хочу… - Я тебя так хочу…

И наконец-то, наконец-то приходит блаженная тяжесть, когда он накрывает меня своим телом.

- Вел… пожалуйста!

Во мне осталось ещё столько неистраченного Пламени, что какая там хибара – я готова спалить к чертям весь город, я готова спалить весь мир! И сколько бы их ещё не осталось за пределами нашего.

А он всё медлит, с убийственной жестокостью отказывается дать мне то, что недавно так жарко обещал.

- Я думал, уже никогда этого не услышу.

Распахиваю глаза – и вижу его лицо совсем близко над собой. Глаза уже привыкли к темноте, и я отчётливо вижу каждую черту. Какой же он красивый... но какой печальный.

- И думал, что мне этого будет достаточно. Как же я ошибся.

Не понимаю, о чём он. Моё расплавленное тело уже не просит – оно требует! Я готова опрокинуть своего инкуба на лопатки и наброситься на него, если он промедлит ещё хоть минуту.

- Ты мне веришь, Эрнестина? Скажи. Теперь ты веришь?

- Я скажу, что угодно, лишь бы ты не останавливался…

- Тогда дай мне свою руку.

Ничего не понимающими глазами смотрю на него. А потом мои ресницы вспархивают, как перепуганные птицы, когда ощущаю, куда он кладёт мою хрупкую ладонь.

- Но как же…

- Только так. Прости меня, моя маленькая Мышка. Ты можешь проклинать меня за то, что я снова продлю эту пытку. За то, что не согласен так просто уйти из твоей жизни. Ты имеешь полное на это право. Но я не готов отказаться от тебя сегодня. Думал, что теперь-то решился. Но по-прежнему не могу.

Закусив губу, делаю первое робкое движение, которое он направляет терпеливой ладонью. Утыкаюсь лбом ему в плечо, а он прижимается губами к моим волосам. Помогает, объясняет без слов – как помочь ему справиться с тяжестью, справиться с желанием, которое разрывает изнутри.

И понимаю, что выхода снова нет.

Мы внутри ловушки, которая захлопнулась над нашими головами.

У нас был единственный шанс завершить всё этой ночью. Но мы его потеряли.

Он не остался ни секундой дольше, чем требовалось, чтобы помочь мне и себе привести в порядок одежду и воспользоваться кувшином воды с полотенцем, которые я, по счастью, загодя придумала припасти в своём новом импровизированном жилище.

Наши движения ещё полны были неспешной томности и той негнущейся неторопливости, какие бывают, если поднять на ноги человека, который очень и очень хочет спать.

Наши взгляды сталкивались, сцеплялись то и дело воедино, я обычно опускала глаза первой.

Надо было что-то сказать, наверное, но слова все куда-то подевались.

Велиар тоже молчал.

В этом молчании было слишком, слишком много всего. Казалось, тронь его неосторожным словом – и оно осыплется, как треснувшее зеркало, и изранит нас своими осколками. Стоит нам начать говорить… кто знает, куда это всё заведёт.

Я всё ещё боялась, что над ним висит какая-то неведомая, и от того особенно страшная угроза. Что он не зря так долго колебался, ехать за мной или нет. Что наша встреча несёт для него гораздо больше опасности, чем он пытается меня убедить.

Понимала.

Но в душе уже оплакивала его отъезд.

Я сидела, поджав колени к груди и обняв их руками, посреди матраса. Со спокойствием обречённого смотрела на то, как инкуб пробирается через завалы на чердаке, по дороге с кошачьей ловкостью собирая рассыпавшиеся по его вине кручи.

- Я сама, не трудись.

Он ничего не ответил, только продолжил методично наводить порядок.

Как будто тоже не хотел уходить.

Я не выдержала. Спросила у него дрогнувшим голосом:

- Если ты передумал от меня отказываться… зачем уходишь сейчас?

Молчание сгустилось ощутимо, зримо, так что встал дыбом каждый волосок на моем предплечье.

Инкуб ответил не сразу. Не глядя на меня, не оборачиваясь. Его напряжённые плечи в свете луны были очерчены чёрной тенью.

- Потому что хочу тебя так сильно, что если останусь – охота окончательно завершится здесь и сейчас.

Я уронила лоб на колени.

- Когда мы увидимся снова? – спросила глухо.

- Не знаю, Мышка. Наверное, когда я снова обезумею от жажды настолько, чтобы решиться вернуться в твою жизнь.

Он ушёл.

А я всё так же, скорчившимся комком – будто зажимая смертельную рану – упала на сбитые простыни. В памяти всплывали жаркие, стыдные картины, ослепительно сладкие, болезненно-жгучие. Каждый дюйм моего тела помнил его ласки.

Простыни пахли нашей страстью. Раньше я не знала, как сводит с ума этот запах.

Без сна я пролежала так до самого рассвета. Постепенно теряя последние крохи тепла и замерзая. Но сил почему-то не было укрыться.

Чуть свет я заставила себя подняться и, сверкая глазами на собственное отражение в осколке битого зеркала, умыла лицо остатками ледяной воды на дне кувшина.

Пора спускаться.

Что ж, инкуба можно понять. Бессмертные существа, у которых никогда не было недостатка в средствах, вряд ли вообще осознают, что есть такие мелочи, как работа, увольнение, бедность и голод. Что его приезд окончательно погубит последние крохи моей репутации, спасая которую, я вынуждена была забраться в такую глушь.

Нет, я не держала зла на него за это.

В конце концов, кому придёт в голову сердиться на тигра, потому что он не разбирается в том, чем питается робкая лань?

Причесавшись, я осторожно спустилась по шаткой деревянной лестнице.

Замерла на последних ступеньках, вздохнула, распрямила плечи и пошла вперёд. Не время прятаться и убегать. Всё, что было, я разрешила сама. Могу теперь пенять только на себя.

Мои работодатели сидели за тем же обеденным столом, как будто никуда и не уходили всю ночь. Разве что немного другая одежда и цвет рубашки супруга хозяйки выдавали, что они не спали тут же, за столом, сидя с открытыми глазами.

При моём приближении миссис Джонс посмотрела на меня кипящим от гнева и возмущения взглядом. Если бы сейчас ещё существовала охота на ведьм, гореть бы мне на костре.