Как только слух родится и поползет, его уже невозможно убить. Вы можете отрицать его, можете пытаться придумать оправдание, но он никуда не денется. Даже если это стопроцентная ложь, найдутся те, кто поверит, что это правда, независимо от того, сколько раз вы скажете обратное.

Поэтому неудивительно, что слухи о Грейс не прекратились.

В течение двух недель я слышала их обрывки от других девочек в школе — гадкие сплетни, исходившие, по-видимому, от тех парней-десятиклассников.

О том, как Грейс делала им минет.

О том, что у нее волосатая киска.

О том, что она трахнулась со всеми парнями, по крайней мере, один раз, а с несколькими дважды.

О том, как трое чуваков устроили Грейс групповуху, а в другой версии речь шла о шестерых.

Это продолжалось бесконечно. Различные вариации на одну и ту же тему.

Некоторые девчонки стали за спиной называть ее потаскухой.

Некоторые мальчишки стали называть ее проституткой.

До меня доходили слухи, что иные старшеклассники слонялись по школе в конце дня, пытаясь мельком увидеть пресловутую давалку, и кто-то даже пригласил Грейс на свидание или на вечеринку.

Часть меня все время задавалась вопросом: будь я там, было бы все иначе? Но другая тут же задавалась другим: не случилось бы то же самое и со мной, не стань Грейс гарпией? Вдруг однажды вечером Маккензи решила бы обменять меня на «косяк»?

Когда такие мысли приходили мне в голову, я была счастлива, что там была Грейс, чем моментально усиливала чувство вины.

Несмотря на все слухи и странные взгляды, которых она удостаивалась в коридоре, Грейс, казалось, не обращала внимания. Она не могла не помнить, что случилось той ночью, но, насколько я знала, никогда не говорила об этом, и никто ее ни разу не спросил. Мы все как будто хранили секрет, который был известен всем остальным.

Однажды после урока физкультуры Дениз Браун и ее банда начали прикалываться над Грейс. Говорили, что ей лучше не трахаться с их парнями. Просили показать волосатую киску.

Именно в этот момент Элиза велела им заткнуться. По-видимому, сначала они начали препираться, и тогда Элиза велела им прекратить или же она перетрахает всех их парней, и это странным образом помогло.

Услышав о том, что произошло, я поняла, что должна что-то делать. Я понятия не имела, что именно, но мне нужно было поговорить с Грейс.

Удалось застать ее одну в туалете между уроками.

— С тобой все в порядке?

Грейс мыла руки. Она не ответила, просто бросила скомканное бумажное полотенце в мусорное ведро и направилась к двери.

— Грейс, — произнесла я с непреднамеренным нажимом на имени, и мой голос эхом отразился от ярко-зеленой настенной плитки, — с тобой все в порядке?

Все еще стоя ко мне спиной, она замерла. С того места, где я стояла, мне был виден в зеркале ее профиль.

— Не хочешь приехать в эти выходные ко мне домой? Только ты и я.

Кроме Элизы, я никогда раньше не приглашала к себе в гости девочек. Стеснялась.

— Нет, — сказала Грейс. И все. Всего одно слово.

— Тебе не нужно делать то, что они говорят. Особенно Маккензи.

Грейс промолчала. Просто продолжила стоять ко мне спиной.

— Грейс, я пытаюсь тебе помочь.

На это она снова ничего не сказала, а затем толкнула дверь и вышла в коридор.

Застыв на месте, я посмотрела ей вслед. Когда я сказала, что пытаюсь ей помочь, я поймала в зеркале ее отражение.

Она закатила глаза.

Не знаю почему, но я оторопела. Кто она такая, чтобы закатывать на меня глаза? Я пригласила ее к себе домой, я сказала, что пытаюсь помочь, а в ответ она закатывает свои шары?

В это мгновение я решила: мне больше не жалко Грейс Фармер. Что если слухи о ней — правда? Вдруг у нее и вправду волосатая киска?

Может, она отсосала всем этим парням, а потом трахнула их.

Мне хотелось унизить Грейс. Отомстить ей за тот момент, когда я пыталась быть ей настоящим другом, а она осадила меня сарказмом. И я решила придумать для нее новое прозвище. Такое, что понравится остальным девочкам. Что-то, что еще больше унизило бы Грейс в наших коллективных мыслях.

Позже в тот день я сказала: она такая бледная и тихая, что похожа на призрака. Грейс-Призрак. Как вам это? Разумеется, прозвище всем понравилось.

У нас ушло почти полтора часа, чтобы добраться до Брин-Мора, зажиточного пригорода Филадельфии, и еще десять минут, прежде чем мы въехали в торговый центр, где располагалась студия пилатеса и йоги.

У студии была яркая и стильная витрина, зажатая между кафе и суши-баром. Мы припарковались ближе к углу стоянки, чтобы хорошо видеть всех, кто приходит и кто выходит.

Я проверила время на приборной панели. 9:45.

— Что, если она приехала рано и уже внутри?

Развалившись на сиденье, Кортни обвела глазами автостоянку.

— Мы можем заглянуть внутрь и посмотреть, там ли она. Но я не думаю, что она приехала рано. Судя по ее страничке, она приезжает сюда почти каждый день около десяти. Если она по какой-либо причине не появится, мы поедем мимо ее дома и постучим в дверь.

Следующие пару минут мы обе сидели молча, окна были опущены, и внутрь салона задувал приятный ветерок.

— Ты когда-нибудь занималась йогой или пилатесом? — спросила Кортни.

— Да. Но это не мое. А ты?

— Меня это тоже не особо привлекает. Слишком похоже на гимнастику. — По ее лицу промелькнула отстраненная улыбка. — Одно время в старших классах я искренне верила, что когда-нибудь попаду на Олимпиаду. Как тебе этот бред?

— Это не бред.

Кортни улыбнулась мне.

— Мило с твоей стороны.

— Я серьезно. Не родись у тебя Терри… — Я умолкла, понимая, что ляпнула бестактность, но Кортни поняла, что я имела в виду, и махнула рукой.

— Наверное, звучит глупо, но я бы не поменяла Терри ни на что. Даже на олимпийские медали.

На стоянку въехал блестящий черный внедорожник «Мерседес». Внутри был только один человек — блондинка в солнечных очках, — и я сразу поняла: это Маккензи.

— Вот она.

Мы с Кортни смотрели, как Маккензи припарковалась через пять мест от нас. Прижимая к уху телефон, она что-то оживленно говорила.

С минуту она оставалась сидеть во внедорожнике с работающим двигателем, но затем выключила его и открыла дверь. Мы смогли услышать ее голос:

— Мне все равно. Просто придумай что-нибудь. Тебе следует научиться лучше лгать.