Выругавшись себе под нос, она сбросила звонок, бросила солнечные очки на пассажирское сиденье и вылезла из машины. Как и ожидалось, Маккензи приехала уже одетой для йоги. Легинсы с сетчатыми вставками, лиловая майка с открытой спиной, ярко-синие кроссовки «Найк».

Я не видела ее с восьмого класса, но она почти не изменилась. Да, она была выше ростом, но по-прежнему худой, подтянутой и потрясающе красивой — той же искусственной красотой, которой она обладала в школе, только помноженной на сто.

Маккензи вытащила свернутый в трубку коврик, заперла брелоком внедорожник и направилась к тротуару. Как и в школе, она двигалась с идеальной осанкой, расправив плечи и приподняв подбородок, и гладкий хвостик покачивался при каждом шаге.

В следующую секунду мы с Кортни выскочили из машины. Хотели перехватить ее до того, как она войдет в студию. Мы были всего в десяти ярдах от входа, когда я окликнула ее:

— Маккензи!

Она обернулась. Хотя в ее взгляде не было узнавания, в позе что-то изменилось. Как будто напряглась. Вздрогнула.

Впрочем, она тотчас же повернулась и зашагала дальше, теперь уже быстрее. Это был еще не бег, но и не та неторопливая походка, какой она шла секундой раньше.

— Вот же сука, — пробормотала Кортни, и в следующий миг мы, не сговариваясь, бросились за ней следом.

Услышав нас, Маккензи ускорила шаг, но не побежала. Наверное, ее могли спросить, что случилось. И хотя Маккензи всегда жаждала внимания, сомневаюсь, что она была готова объяснить, от кого она бежит и почему.

И мы догнали ее, Кортни с одной стороны, я — с другой. Маккензи остановилась и плотно сжала губы, а ее взгляд бы способен превратить любого в камень.

— Что вам нужно от меня?

— Хотим поговорить, — сказала я.

— А вот я не хочу разговаривать с вами.

— Почему ты такая сука? — спросила Кортни.

Маккензи выдавила улыбку, но в ней не было тепла.

— Послушайте, мы когда-то были подругами, но это было очень давно. Я оставила это в прошлом, и моя жизнь стала гораздо лучше.

Кортни сделала шаг вперед.

— Это как прикажешь понимать?

— Так, что вы мешали моему развитию, — ответила Маккензи, смахивая с лица ногтем с дорогим маникюром прядь волос. — Вы все дурно на меня влияли.

Я не склонна к насилию, но в тот момент мне захотелось вышибить Маккензи мозги. Она была заводилой. Она относилась к Грейс хуже всех. Это она придумала, как поступить с Грейс в те выходные в ее летнем домике. Да чтоб ее, это она заставила нас всех порезать руки, чтобы связать глупой кровавой клятвой.

— Не надо пороть чушь. Никто на тебя не влиял, и ты это знаешь, — бросила ей Кортни.

Маккензи стиснула зубы.

— Что вам нужно?

— Оливии больше нет, — сказала я.

— Я слышала.

— Дестини тоже.

— Какое отношение ко мне имеет любое из этих событий?

— Они обе покончили с собой. Мы… мы думаем, что к этому неким образом причастна Грейс Фармер.

До сих пор Маккензи удавалось сохранять невозмутимое лицо и идеальную осанку. Но, услышав это, она закатила глаза.

— Вы что, издеваетесь надо мной? Это какой-то розыгрыш?

— Это серьезно, Маккензи. Нас тревожит то, что Грейс может быть неким образом причастна к смерти Оливии и Дестини.

— С какой стати это должно меня волновать?

У меня вновь возникло желание влепить ей пощечину. Я сделала медленный ровный вдох.

— Разве ты не слышала ничего из того, что я только что сказала? Две наших подруги из школы мертвы, и есть вероятность, что в этом замешана Грейс.

Маккензи снова закатила глаза и шагнула было мимо нас, но Кортни загородила ей путь.

— Можешь нам не верить. Твое право. Но мы хотели, чтобы ты знала, на всякий случай…

— На какой такой случай? — уточнила Маккензи вызовом в голосе. — Если Грейс сможет выследить меня и сделать то, что она сделала с Оливией и Дестини? Вы обе жалкие дурочки. Особенно ты, Беннет.

Только не психуй, приказала я себе, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

— Если ты согласишься выслушать нас, мы расскажем все, что узнали, и, возможно, ты тогда…

— Я опаздываю на занятия.

Маккензи протолкнулась мимо нас. У двери она остановилась, чтобы напоследок оглянуться.

— Не лезьте ко мне снова с этой чушью, иначе пожалеете.

Она открыла дверь и вошла в студию. Мы услышали ее бодрый голос, когда она весело поздоровалась с теми, кто был внутри, словно не было никакого разговора только что на тротуаре. Как будто Кортни и меня даже не существовало.

Пальцы Кортни сжались в кулаки. Она повернулась и зашагала обратно к машине. Я поспешила за ней, хотела сказать что-нибудь, чтобы ее успокоить, но прежде чем я успела открыть рот, она свернула в сторону.

Прямиком к «Мерседесу».

— Кортни, что ты делаешь?

На ходу она вытащила из кармана ключ от квартиры. Я огляделась по сторонам, на тот случай, если кто-то окажется поблизости. Хотела крикнуть, хотела сказать ей, чтобы она не смела этого делать.

Увы, было слишком поздно.

Проходя мимо внедорожника, Кортни высоко подняла голову, чтобы не бросаться в глаза, и с силой провела ключом вдоль поверхности задней и передней двери со стороны водителя, а затем как ни в чем не бывало зашагала прямо к нашей машине.

— Давай, поехали отсюда, — негромко сказала она.

Я застыла неподвижно, утратив дар речи, и смотрела на «Мерседес». На глубокую царапину на двери.

Она была похожа на улыбку.

— Я до сих пор отказываюсь поверить, что ты поцарапала ее машину.

— Ты удивлена? Она это заслужила.

Я сделала глоток кофе, поставила чашку на стол и пристально посмотрела на Кортни, сидевшую в кабинке напротив меня.

— Тебе повезло, что не сработала сигнализация. Кто-нибудь наверняка вызвал бы полицию, а в таком районе, как этот, копы приехали бы быстро, ты бы не успела даже глазом моргнуть. Маккензи была бы только рада выдвинуть обвинения против нас обеих. Я могу ошибаться, но вряд ли Терри обрадовалась бы, если бы ее мать провела ночь в участке.

Кортни хмуро вздохнула и двумя руками обхватила свою чашку кофе. Было почти пять часов, и закусочная начала заполняться народом.

— И все же, — сказала она, — это было здорово. Оно того стоило.

Я покачала головой и посмотрела в окно на автостоянку. По шоссе со свистом проносились машины. У входа было припарковано несколько автомобилей. Бена пока не было видно.