Во всем этом дерьме, в которое его угораздило вляпаться, Берди невольно занимает совсем особое место, и ему это не нравится. Сослаться на девушку значит впутать ее, бросить в эту мясорубку и наверняка погубить. Он чувствует, что незримой дистанции, разделявшей их, больше нет. Эта девушка проникла в его душу, и теперь они как будто разделяют одну и ту же боль. Невидимая рука сжимает его нутро, знакомый узел завязался под ложечкой.

Снова звонит телефон, это из агентства.

– Паоло?

– Да.

– Все хорошо, ты цел?

– Да, все нормально, пара шишек, а так ничего.

Он встает и смотрится в зеркало. На виске запеклась кровь, правый глаз покраснел и заплыл, сильно болит спина, но ничего не сломано.

– Так ты там был.

– Да.

– Ну?

– Я бы зашел рассказать вам.

– СМИ говорят, что там было смертоубийство.

– Смертоубийство? Не знаю, но бардак был еще тот. Боюсь, многие просто не выбрались.

– Называют цифру: больше сорока погибших.

– Сколько?

– Больше сорока. Во всех СМИ это тема номер один.

– Черт побери.

– Ты занят? Можешь зайти сейчас?

Паоло колеблется.

– Ладно, ОК. Сейчас приму душ и приеду.

Через двадцать пять минут он звонит в домофон агентства. На секунду задается вопросом, в каком прикиде встретит его на этот раз босс. Он не вспоминал о том, что произошло в ту ночь, момент был деликатный для обоих, но априори добавить нечего.

– Поднимайся.

Виноваль протягивает ему стакан и садится в одно из двух кожаных кресел у распахнутого настежь окна. Воскресенье – единственный день, когда бульвар Орнано не закупорен пробками. Детектив чувствует неловкость Паоло.

– Ты ожидал увидеть меня в платье?

– Не знаю, ничего я не ожидал.

Виноваль улыбается.

– Ну так что? Пишут о десятках жертв, вот, смотри.

Он протягивает ему несколько воскресных газет, и Паоло быстро их просматривает. На всех первых полосах фотографии – мост, машины «скорой помощи», носилки. Редким журналистам удалось в этой сумятице взять короткое интервью у выживших, прежде чем их увезли в больницу или в комиссариат. Они говорят о давке, о приезде полиции, о действии наркотика, усиленном паникой, окончательно лишившей людей рассудка. Одни бежали внутрь моста, другие дрались, умирали на месте или пытались выбраться по лестнице, затаптывая более слабых, а полицейские все равно перекрыли выход. Говорили и о втором выходе, ведущем прямо на набережную, мужчины и женщины бросались в Сену, чтобы уйти от полиции, несколько человек утонули. Паоло поднимает голову от газет.

– Я видел только начало, но там уже намечалось что-то скверное. Это была настоящая мышеловка, ни войти, ни выйти. Участников как будто нарочно загнали в западню.

Паоло рассказывает ему все – про вечер, парк Бют-Шомон, сообщения, мост, секьюрити-скинхедов, погоню и смерть дилера. Виноваль слушает его не перебивая, смотрит в окно.

– Есть еще одно, о чем я вам не сказал, и это напрямую касается нас.

– Слушаю тебя.

– Подружка дилера, за которой я гнался на мосту, – эту девушку я знаю, она всегда крутится рядом с Берди.

Будто притянутая этими словами, голова детектива поворачивается, он смотрит вопросительно. Ему тоже пока непонятна связь между двумя делами.

– И что ты об этом думаешь?

– Черт его знает, пока, собственно, ничего. Не знаю, имеет ли это отношение к делу. И Соню Креманс я на вечеринке не видел, может быть, это просто совпадение.

Ни одного из них явно не убеждает эта версия, но другой приемлемой на данный момент нет.

– И еще вот это.

Паоло достает прозрачную коробочку и перекатывает внутри голубые шарики.

– Где ты их раздобыл?

– Раздобыл и все.

– И что с ними собираешься делать?

– Пока не знаю. Я не служу в полиции, и вчерашний вечер показал мне границы моих возможностей. Я не на зарплате, расследую дело как любитель, и если мне пересчитает ребра банда «коренных французов», мне тоже не приплатят. Так что, если у вас нет идеи получше, я отдам их завтра полицейскому. Инспектор Ибанез, который ведет дело о смерти девушки в нашей студии, узнал меня вчера ночью. Деваться мне некуда, и у меня нет ни малейшего желания вляпаться в чужое дерьмо.

– Понимаю. Ты думаешь, это серьезный сыщик?

– Не знаю, хорош ли он, но в этом деле я натыкаюсь на него на каждом шагу, так что, думаю, мыслит он правильно.

Виноваль встает, чтобы налить им еще, Паоло закуривает.

– Так что будем делать, босс?

– Ты позвонишь инспектору Ибанезу и расскажешь ему, что знаешь. А я сделаю несколько звонков друзьям из префектуры, может быть, удастся выяснить еще что-нибудь.

– ОК.

– А та девушка, ты знаешь, как ее зовут?

– Нет, но она живет в том же сквоте на улице Рокетт.

– Ладно, копай дальше. Если это поможет найти тех, кто всучил моему другу эту пакость, дело того стоит. Но на этот раз держись на расстоянии. Мне совсем не хочется опознавать в морге кого бы то ни было.

Эш крутит ложечку в чашке с кофе. Улыбка проступает на его белом как мел лице, и солнце, стоящее уже высоко, не одно повинно в его хорошем настроении нынче утром. Последний уик-энд решительно удался, революция Всевышнего грядет. Он вспоминает пройденный путь. Семейное состояние, унаследованное в конце восьмидесятых, позволило ему расширить общину и обосноваться здесь, в Шампани. С тех пор недостатка в деньгах не было никогда, и население Фермы постоянно растет. Он сумел создать в левом крыле лабораторию, которой позавидовал бы и Национальный центр научных исследований. Час великой кары пробил, Господь узнает своих.

Профессор Маркус решительным шагом идет через двор, скрестив руки на белом халате.

– Эш, я получил образцы и провел первый тест, результат очень обнадеживающий.

– Что же это за таинственное вещество, которого вы ждали?

– Скополамин, месье, вещество очень дорогое и трудное в изготовлении. В Колумбии его называют также «бурунданга». В правильной дозе оно оказывает весьма интересное воздействие на нейромедиаторы. Мы долго искали самую эффективную дозировку, и вот, я думаю, нашли, результаты превосходят все мои ожидания. Идемте со мной, вы должны увидеть это собственными глазами.

Ровно в десять Паоло стучит в дверь кабинета Ибанеза. Инспектор приглашает его войти и сесть напротив него в крошечной комнатке с грязно-белыми стенами, покрытыми невероятным количеством листков формата А4 с отпечатанными на них списками. Окинув их беглым взглядом, он понимает, что все они относятся к делу. Над письменным столом красуется афиша незнакомого ему испанского фильма и фотография обнявшейся молодой пары, на вид пылко влюбленной.