Митя только нервно пожал плечами и чуть отодвинулся. С чего Ольга Ивановна вдруг прицепилась к Эле? Наверно, он что-то пропустил, прослушал.

– Эля… Ольга Ивановна… не ссорьтесь, пожалуйста.

Кажется, так надо сказать.

– Смотри, Митька, – Ольга Ивановна погрозила пальцем, – я обещала твоей матери привезти тебя в целости-сохранности! Так что вечером чтобы в одиннадцать – отбой! Никаких посиделок, винца…

Эля смотрела на преподавательницу, которую в музыкальной школе видела только издали. Она ей казалась милой и вполне доброжелательной. Неужели и на нее Митя действует так, что любая девушка рядом с ним молниеносно начинает казаться той соперницей? В школе есть несколько таких учительниц, которые любят причесывать Мите волосы, гладить по груди, стоять с ним в вальяжную обнимочку, объясняя что-то, хихикая, теряя мысль… Если бы они только знали, как глупо выглядят со стороны. Как-то это странно и неправильно. С Элей же не стоят учителя-мужчины, не гладят ее по груди, по ноге, по щеке. Ни с ней, ни с кем-то еще… Может быть, они не видят в девочках женщин? А учительницы видят в Мите мужчину, который в нем на самом-то деле только просыпается, иначе бы он вряд ли позволял так с собой обращаться.

* * *

– Идешь? – Митя поскребся в дверь Элиного номера. Дверь была не заперта, и он осторожно просунул голову. – Можно?

– Да, заходи, сейчас я… почти готова. – Эля застегнула короткую красную курточку перед большим зеркалом. – Я уже волнуюсь, а ты?

– Я… Да… – Митя засмотрелся на Элю. – Ты так в школе волосы не делаешь…

– Как – так? – засмеялась она. – Что, плохо? Сделать хвост?

– Нет, красиво… Как золото… То есть… Я тебя в коридоре подожду.

– Да я уже выхожу. У тебя такой же номер?

Митя, уже занесший ногу, чтобы переступить порог, оглянулся.

– Да, то есть нет… Потом посмотришь…

Как в ее номере сразу запахло… Чем-то необыкновенным… То ли это ее духи, то ли запах кожи… Ему уже не раз казалось, что рядом с ней всегда как-то по-особому пахнет. Дурманит, зовет… Может, это какой-то особый секрет, который она знает? Особые такие духи, и поэтому и Костик, и Дуда бегут за ней по школе? Они же рядом с ней в классе сидят… И он тоже попался после их совместного выступления этой весной… Этим запахом сразу наполнилась маленькая комната номера… Трудно сказать, чем это пахнет… То ли розой, но не сладко, а с лимонным оттенком, то ли жасмином, и терпко, и нежно…

Митя энергично потряс головой. Вот, начинается, начинается… Он быстро вышел из номера.

– Мить, ты хорошо себя чувствуешь? – обеспокоенно спросила Эля, выходя в коридор. – Как-то ты разрумянился… Ты бледный такой обычно… Зайди-ка обратно. У тебя нет жара? – Она взяла его за рукав, силком завела в номер, положила руку на лоб.

Митя резко отдернулся от нее. Еще не хватало. Нет, так просто его не возьмут! Он снова выскочил из номера.

– Я здесь тебя жду.

– А ты в порядке? – Эля встревоженно смотрела на юношу.

– Да! – как можно грубее ответил он.

Сейчас только, полчаса назад, под его зимней фотографией, где он стоит в детском магазине в вязаном шлеме, натянув его до самых глаз, один его товарищ поставил лайк и написал «Самэц!» Вот, он – самец. Это всем понятно. Он – вообще альфа-самец, альфач, на языке его одноклассников это значит – самый крутой, самый-самый из самцов. Он – не разнюнится! Он – приехал сюда играть на конкурсе, а не…

– Мить, Мить… – Эля нежно потрогала его за рукав. – Что такое? Пойдем… Надо пойти поесть, а то я от голода сейчас просто упаду. Да и ты тоже.

Митя шагнул в сторону от нее и потерял равновесие, пошатнулся.

– Да ну тебя! – ответил он. – Всё, пошли!

Он будет говорить грубо, он будет вести себя, как альфач, он – сильный, он взрослый, то есть он не взрослый, он маленький, ему еще рано… Черт! Митя потер лоб. Лучше вообще не думать ни о чем. Не получается как-то сегодня думать. Митя достал наушники и воткнул их в уши.

Он пошел по коридору, не оборачиваясь, спустился по красивой витой лестнице. Вот здорово, это – Европа… Так все необычно, красиво, старинный особнячок, перестроенный внутри в номерах. Но сохранены все милые особенности старинной архитектуры…

Митя спустился на первый этаж, внимательно рассмотрев каждую ретрофотографию на стенах лестницы, машинально убрав глазами лишнюю вазу, непонятно откуда взявшуюся тут, и поменяв цвет стен – почему они ярко-синие? Хорошо было бы сюда мягкую фисташковую гамму с кремово-белым… Он огляделся – а где же Эля?

Эля посмотрела, как Митя решительно убежал вперед по коридору, и спустилась на лифте. К ней тут же подошел молодой человек и представился с улыбкой:

– Я – Никита. А ты?

– Я – Эля.

– Очень приятно, – сказал молодой человек и с удовольствием стал рассматривать Элю. – Ты – красивая, просто издалека сияешь… На фестиваль?

– Да.

– Ты петь будешь?

– Да. А ты?

– Я приехал пока лишь посмотреть. Сам буду заниматься фестивальным движением. Я в Норвегии учусь, в Осло, на музыкального продюсера.

– Здорово.

– А брат твой где? Я видел вас, когда вы регистрировались на ресепшен…

– Брат? – засмеялась Эля. – А вот он, на лестнице завис, рассматривает что-то, он художественная личность…

– Тоже петь будет?

– Нет, он на виолончели.

– Слушай, вас вечером еще никуда не пригласили, после открытия?

– Да вроде нет.

– А давайте в клуб пойдем, я читал, здесь есть такое классное место…

Митя, увидев Элю с незнакомым парнем, нахмурился и подошел к ним.

– Привет, – сказал он.

Парень протянул ему руку.

– Я – Никита, через год буду свой первый фестиваль организовывать. Вот с сестрой твоей уже познакомился. Вечером идем в клуб.

Митя пожал парню руку – мужское братство оно во всем мире братство, это сила! – и страшными глазами посмотрел на Элю. Приехала сюда с ним, тут же с кем-то познакомилась и собралась в клуб? Вот это да! Вот это то, о чем его предупреждал батя. «Имей в виду, сына, красивая девушка – это головная боль. Смотреть на нее приятно, конечно, но придется отбивать ее от толпы других мужиков. Тебе это надо?»

– Нет! – ответил Митя бате, как будто тот мог его слышать. – Нет! Пойдем! – грубо сказал он Эле и взял ее за локоть.

– Мить, Мить… – Эля мягко освободилась от его руки. – Никита нас вместе приглашает, ты просто не понял.

– Ага! – легко засмеялся Никита. – Конечно, вместе! Почему нет?

– Посмотрим, разберемся… – пробурчал Митя.

Что-то ему резко перестало тут нравиться… Как-то он не готов к такому… Он сам – кто? Элин – парень? Нет, нет и еще раз нет. Он сам по себе. А… почему тогда он должен ее отбивать? Вот у этого хотя бы наглеца, так дорого и просто одетого… Это же видно, эта одежда видна… У отца есть такие ботинки, которые он купил еще в Германии, на практике. Им больше двадцати пяти лет, но они теперь попеременно с Митей их надевают на всякие ответственные мероприятия, вот он и сюда эти ботинки привез… Им сносу нет. Они – дорогие. При чем тут ботинки?.. Какие ботинки?.. Стоит, смеется, Элька над ним смеется, да нет, вроде не смеется – улыбается, пусть она так не улыбается, эта ее солнечная улыбка, от которой он тает, тает… Не надо было знакомиться, чуть только он застрял где-то… Продюсер… Может быть, он будет полезен Мите? Нет, он же не будет общаться с людьми, если они полезны, но неприятны… Он – неприятен Мите, он лезет к Эльке! Лезет или не лезет? Ничего не понятно!