— Не сомневаюсь, — сказала Александра, вздыхая с показным терпением, словно разговаривала с беспрерывно задающим вопросы ребенком. — Душенька, это было давным-давно. Он бы захотел тебя, если бы это могло снова сделать его двадцатидвухлетним.

— Знаешь, — сказала Сьюки, — мы могли бы изменить этих людей.

— В самом деле? Как?

— Так, как делали это прежде. Воздвигнув конус могущества. — Ее верхняя губа, пухлая, словно ушибленная, распласталась на нижней в подобии ухмылки, вызывающей Александру на возражение.

— О Господи! Думаешь, у нас все еще есть то, что для этого необходимо? Да и хотим ли мы чего-то достаточно дурного?

— Мы можем хотеть за других. И за Джейн. Кстати, а где Джейн?

— Она сказала, что поехала к врачу.

— К какому врачу? Боже милостивый, она что, нашла его адрес в «Желтых страницах»?

— Нет, она поискала в «Белых страницах» дока Питерсона, и оказалось, что он все еще практикует.

— Невероятно! — удивилась Сьюки. — Он давно должен был бы умереть.

— Почему? Он был не намного старше нас. Людям всегда кажется, что врачи старше, чем они есть на самом деле, потому что врачам нужно верить.

Генри Л. Питерсон, известный в городе как «док Пит», был тогда пухлым лысым мужчиной с руками, такими крупными и мягкими, так чисто вымытыми, что они напоминали надутые воздушные шары. Он был практикующим фармацевтом, в чьем складном черном чемоданчике в основном содержались сахарные пилюли. Врачевал же он ласковой улыбкой терпеливого понимания и нежным возложением этих самых рук. Если исцеление не наступало, он прописывал стоическое смирение.

— Ему вообще не следовало практиковать, — произнесла Сьюки. Такой иммунитет против пассивной магии дока Пита свидетельствовал о ее относительной молодости. — Если бы у Дженни Гейбриел был приличный современный врач, она была бы жива и не обременяла бы нашу совесть.

— Он может послать Джейн к другому врачу, если возникнет необходимость. У него сын работает хирургом в Провиденсе.

— Помню я этого сына — маленький толстый сопляк. Я подозревала, что он испытывает оргазм, просматривая наши медицинские карты.

— Теперь он уже не сопляк. Он человек, который держит в своих руках чужие жизни.

— Невероятно! — Сьюки резко тряхнула головой, от чего с ее волос полетели дождевые капли, и засунула мокрые туфли под диван. — Это заставляет задуматься о том, что люди, которым мы привыкли всю жизнь доверять — врачи, полицейские, биржевые аналитики, — знают не больше нас самих.

— Неправомерное заключение.

— Я имею в виду, что все они всего лишь выросшие дети.

— Ты слишком строга, дорогая. А как может быть по-другому?

— Не знаю, — призналась Сьюки. — Может быть, роботы… — предположила она. — Они становятся все более и более изощренными.

Александра не снизошла до ответа и снова взяла в руки страницу путешествий «Таймс». В Аризоне, читала она, некое индейское племя почувствовало себя обойденным, поскольку тот участок Большого каньона, который принадлежал им, посещался реже, чем участок, принадлежащий белому человеку, и собиралось построить U-образную «небесную тропу» по краю обрыва. У нее будет стеклянный пол, и это даст возможность любому совершить прогулку протяженностью в сто сорок футов за семьдесят пять долларов. Если вам это по карману, вы сможете увидеть бездну почти в милю глубиной прямо у себя под ногами, до самого дна каньона. Александра хотела бы по возвращении домой попробовать совершить такое путешествие. Она была уверена, что испытает ужас, даже несмотря на то, что вид из маленького пластмассового иллюминатора в самолете почему-то ничуть не пугает. Рассказ о «небесной тропе» и здешний вид из окна в унылый дождливый день, когда темно-коричневые с лиловым оттенком клочья косо проплывают на фоне грязно-белых барашков дождевых облаков, вызвали у нее тоску по Западу — по его суше, по бежевому тону его словно бы сплошь керамических пейзажей. Она хотела поделиться своими размышлениями со Сьюки, но подруга-вдова, скинув туфли, босиком проследовала в соседнюю комнату и уселась за свой миниатюрный столик перед ноутбуком фирмы «Хьюлетт-Паккард». Ее пальцы выбивали дробь, очень напоминающую стук дождя по крыше, когда она стремительно, почти не останавливаясь и даже не колеблясь, строчила свой роман — вероятно, новый эпизод, основанный на недавнем жестоком разочаровании. Поспешный цокающий звук клавиатуры наполнял воздух в комнате ощущением подкрадывающейся паники; оно не отступило даже тогда, когда дождь начал стихать. Когда Джейн, появление которой предвосхитили сначала скрежет покрышек «ягуара» по гравию подъездной аллеи, потом тяжелые шаркающие шаги по не покрытой ковром цементной лестнице «Ленокс сивью апартментс», наконец вошла в дверь, вид у нее был такой, будто она только что увидела привидение. Ее лицо было серым, как день за окном, у корней некогда черных волос проступила седина, а тело скукожилось, словно она, и без того маленькая, превратилась в свою уменьшенную фотокопию. Наверняка снова почувствовала разряд.

— Ну, как там док Пит? — спросила Александра нарочито небрежным тоном, призванным смягчить грядущую драму.

Джейн открыла рот, чтобы ответить, но подождала, когда Сьюки в соседней комнате перестанет стучать по клавишам, после чего драматично-таки сообщила подругам:

— Этот ос-с-столоп не знает, что со мной. Он прослушал мое сердце и легкие, заглянул в уши, посмотрел глазное дно и счел, что у меня все в порядке.

— Ну, так это же хорошо, — сказала Сьюки, по-прежнему косясь на экран своего маленького ноутбука, где продолжалась некая таинственная активность. Ее рука вдруг сорвалась с колена и быстро напечатала какую-то поправку.

— Это замечательно, Джейн, — решительно объявила Александра. — Ты должна испытывать огромное облегчение. — На самом деле, пребывая в том уже полуподземном секторе нашего бытия, где чужие дурные вести доставляют удовольствие, она была разочарована. Джейн выглядела ужасно и вела себя эгоцентрично.

— Я рассказала ему об ощущениях внизу живота, и он хочет направить меня на рентген к своему сыну в Провиденс, — сказала Джейн, оглядываясь. — Кофе остался или вы, свиньи, выпили все?

— Я после полудня к нему не прикасаюсь, — ответила Сьюки.

— Мне нужен черный, — потребовала Джейн. — Черный, черный. Может быть, с каплей «Джека Дэниелс-с-са» — после всего того, через что мне пришлось пройти.

— Рентген ищет рак? — рискнула спросить Александра, хотя ей было ненавистно даже произносить это слово. Клетки твоего собственного тела, вышедшие из-под контроля, крохотные взбесившиеся механизмы…

— Думаю, да, — ответила Джейн, — но не только. Он сказал, что всем после шестидесяти следует проверяться на предмет… как же он это назвал? — аневризмы брюшной аорты. Когда он выстукивал мой живот, что-то заставило его дважды прослушать потом стетоскопом одно место.

— Не смешно ли, — сказала Сьюки, выходя в общую гостиную и покидая наконец свою пещеру грез, — что врачи все еще это делают? Выстукивают, выслушивают. Это же такой примитив. Терапевт, у которого я наблюдалась в Стэмфорде, всегда норовил на ощупь обследовать меня между ног.