Зачем я жду и медлю с наказаньем?

Зачем тяну твоей я жизни нить?

Затем, что мне так сладко ожиданье,

Что только я решу, когда убить.

Ее передернуло – как всегда. Она посидела еще минуту, ожидая, чтобы спокойствие вернулось хотя бы частично. На улице далекий детский голос кого-то уговаривал обязательно купить потом мороженое.

Эдриен последовала собственному протоколу: вложила стишок в конверт, конверт в сумочку. Дома она снимет копии, пошлет, как обычно, в полицию, федеральному агенту и Гарри. Толку, конечно, от этого не будет – еще ни разу не было.

Письма снова стали приходить чаще. Много лет подряд они приходили раз в год, потом два раза, вот теперь три.

Она знала, что в ФБР это подошьют к делу, знала и то, что там не видят реального риска. Какие-то неясно угрожающие стишки, несколько строк. Ни разу не было открытой угрозы или действия.

Да, одержимость, но трусливая. Вызывающая умственное и эмоциональное расстройство, но не предпринимающая попыток нанести физический вред.

Она знала, что они думают – агенты, копы. Она – публичная фигура, она сама это выбрала. У такого выбора есть своя цена.

Она знала, что скажет – и не раз уже говорила – мать. Подшей и забудь.

Эдриен взяла тележку, вкатила ее в переохлажденный воздух супермаркета. Открыла на телефоне приложение для покупок. Мысленно поблагодарила деда, что не настоял на поездке с ней. С ним процесс занимал вдвое больше времени.

В конце концов, еда – его страсть. Люди шли на втором месте, хоть и с небольшим отрывом.

Поэтому он разговаривал со всеми продавцами, очень тщательно осматривал каждый персик или вдруг замечал овощ, который мог вдохновить на еще одно блюдо – а тогда приходилось для этого расширять список. И когда вечером они приезжали на фермерский рынок, поход по нему неизбежно превращался в марафон изучения продуктов, обсуждения различных блюд и вообще светского общения.

Собирая сейчас продукты – тщательно, но без напряга, – она не могла не улыбнуться. Да, с ним куда дольше, зато интереснее.

Отметив в списке все молочные продукты, она двинулась дальше.

Дойдя до пролета с хлопьями – дед любил пшеничные, – она уже набрала темп. И тут услышала огорченный мужской голос:

– Ну послушай, мы же договорились про эти.

– Ну вот же, «волшебно вкусные»!

Эдриен увидела Брэдли, прижимающего к груди коробку хлопьев. Его сестра очень красиво крутила пируэты в проходе, а у Райлана был вид осажденной крепости.

– Волшебные – это хорошо, и вкусные – тоже хорошо, – настаивал Брэдли. – Ты не хочешь, чтобы у нас были хорошие хлопья?

«Устоит или прогнется?» – подумала Эдриен, катя к ним тележку.

– Привет, лапочки!

– Мы договорились. – Явно надеясь на поддержку, он обратился к Эдриен. – Договорились на хлопья с медведем.

– Можем смешать их с «волшебно вкусными». Ты говорил, что надо искать компромиссы. – Брэдли повернулся к Эдриен. – Он всегда нам говорит, что надо искать компромиссы.

– Ты просто прелесть.

Она потянулась за хлопьями для Дуома.

– У вас целые горы всякой еды. Наверное, очень много едите! – отметил Брэдли.

Райлан скупо улыбнулся:

– Прелесть, говоришь?

– Говорю. А горы всякой еды у меня потому, что в ближайшие дни в моем доме будет полно народу.

– У нас было полно народу, когда был мой день рождения. Мне теперь восемь. И мне дали бэтменский торт.

– Всегда думала, что у Темного Рыцаря волшебный вкус.

Этим она заработала улыбку, и тут включилась Мария.

– А мне шесть будет в следующем месяце, и у меня будет балеринский торт. Или принцессовый, мне еще надо решить.

– А почему не совместить? Принцесса может быть балериной.

В зеленых, как у ее отца, глазах зажегся огонек.

– Вот такой я и хочу. Пап, я хочу торт балерины-принцессы.

– Заметано.

– А босоножки у вас красивые.

– Спасибо, – улыбнулась Эдриен. – И у тебя тоже, и педикюр очень хороший. Такой красивый и розовый.

– Это мне папа ногти красит. А у вас красивый френч. Он хорошо сочетается с тоном вашей кожи.

– Спасибо тебе. Ей шесть исполнится? – спросила Эдриен у Райлана.

– Хронологически – да. А как моднице – примерно тридцать пять. Я слыхал, ты вызвала сюда команду записывать новый дивиди?

– Команда – это по большей части мои друзья, которые будут гостить в доме и есть целые горы всякой еды. Дедушка уже на седьмом небе.

Она увидела, как Брэдли тихо и осторожно положил «волшебные вкусные» хлопья в тележку. Вспомнив, как когда-то Мими контрабандой протаскивала ей печенье, Эдриен улыбнулась.

– И как вам ваш новый дом?

– У меня в ванной розовые полотенца! А у Брэдли красные, а во дворе у нас лазилка, но бассейна у нас не будет, так что забудьте. Как вы думаете, в моем возрасте уже можно красить губы?

– Думаешь, рановато? – Эдриен даже пригнулась, чтобы рассмотреть поближе. – Ручаюсь чем угодно, что можно, у тебя такие красивые губы, нежные и розовые.

– Правда?

– Конечно, правда. Тебе так повезло, что у тебя такой чудесный натуральный цвет губ.

– Впечатляет, – сказал вполголоса Райлан, когда она выпрямилась.

– Мне пора дальше. Рада была вас встретить, передай Джасперу от меня наилучшие пожелания. И от Сэди тоже.

– Заглядывай как-нибудь, – услышал Райлан свой ответ. – Джаспер по ней страдает.

– И мою комнату посмотрите! У меня занавески новые и все вообще.

– Мысль хорошая. Ладно, до встречи.

Когда она укатила тележку, Райлан, провожавший ее взглядом, сказал:

– Этот твой ход с хлопьями хорош, Брэдли. И ради важности компромисса мы его отменять не будем.

– Но как ты узнал?

– Это потому что… – Райлан обернулся и изобразил вдох Дарта Вейдера. – Брэдли, я твой отец!

Приехав домой, Эдриен разгрузила продукты, выпустила Сэди, сняла копии со стишка. Раз на следующий день приедет Гарри с семьей, она ему сразу и отдаст копию.

Подумала, не спуститься ли в студию порепетировать, но вместо этого пошла наверх проверить спальни, хотя необходимости не было.

С утра пришлось съездить в город за свежими цветами, но сейчас все смотрелось правильно. Комната, где будут жить Гарри и Маршалл, комнаты для их детей, комната Гектора – на одного, потому что живущая с ним последние полтора года дама не смогла с ним поехать. И комната для Лорена.

Проверила ванные – тоже без необходимости, но это давало ей занятие, давало возможность отвлечься от этого проклятого стишка.

Как и дедушка, она с нетерпением ждала, когда в доме будет полно народу. Ничто не могло лучше отвлечь ее мысли от тревог,