Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Всякое в жизни бывает, — закончила она нравоучительно. — Мужиков на свете много. Но своего мужика надо держаться и головой думать, а не другим местом».
Подруги сменили тему, я тихонько вернулась на диван.
Разговор отложился в моей памяти. И всплыл сейчас… Права баба Аглая. Бывает всякое. Любовь — это выбор, а верность тогда ценна, когда она выдерживает испытания.
Я не легкомысленная вертихвостка, которая скачет от одного к другому. Я уже выбрала своего мужчину и не предам его.
С этими мыслями ложусь спать, но сон долго не идет ко мне — в голове вспыхивают непрошенные воспоминания и фантазии.
Утром приходит сообщение от Ремезова.
«Таня, доброе утро».
И все, ни одного слова больше.
На сообщение не отвечаю. Спустя полчаса получаю второе:
«Как спала? Кошмары не снились?»
«Нет», — пишу в ответ. Отсутствие смайликов покажет ему, что я не настроена общаться.
«А мне снились». И следом:
«Хочу увидеться с тобой. До воскресенья ждать еще долго. Заеду к тебе сегодня вечером?»
«Незачем.
Жду следующего сообщения, но оно не приходит. С облегчением, но и легким разочарованием, откладываю телефон.
Нет, все правильно. Не надо мне эгоистичного самодура. Если он своих сотрудникам приказывает от пола отжиматься и частушки петь, что же он тогда со своими девушками вытворяет? За эти недели я уже получила об этом некоторое представление.
* * *
День провожу в расстроенных чувствах. Лихорадка продолжается. Голова забита дурацкими фантазиями.
Тогда я насильно заставляю себя думать об Эдике. О его деликатном чувстве юмора, о его жизнерадостности и покладистости.
Не помогает! Ремезов так и норовит залезть в голову.
Но я не сдаюсь. Упорно размышляю о чудесных глазах Эдика, о его широкой улыбке и крепких плечах. Вспоминаю разные милые мелочи, например, как смешно шевелятся уши у Эдика, когда он грызет чипсы.
Вскоре ловлю себя на том, что гадаю, что сейчас делает Родион и каково ему после того, как две девушки одна за другой дали ему от ворот поворот в течение недели. Сначала Валерия, потом я.
Наверное, он ужасно уязвлен.
Ничего. Это пойдет ему на пользу, утешаю себя.
А потом понимаю, что в это воскресенье не будет вылазки с Ремезовым, нового приключения, его шуточек, безумств и подколок, и у меня в сердце начинает сосать тоскливая пустота. Я не испытывала ничего подобного за неделю нашей разлуки с Эдиком
Меня грызут сомнения. Да, я сделала свой выбор. Но вдруг этот выбор — неправильный? И Эдик вовсе не мой мужчина?
Вырываю из записной книжки лист бумаги, расчерчиваю его на две половины. Левый столбец озаглавливаю: «Эдик» и рисую сердечко рядом. Правый — «РРР». Безо всяких символов.
В левом столбце пишу: «Эдик меня любит».
В правом: «Р. сказал, что хочет меня».
Смотрю на написанное, кривлюсь. Грызу ручку, думаю.
Пишу в столбце «Эдик»:
«Эдик мечтает жениться на мне».
В правом столбце ставлю прочерк. Тут пока без вариантов. Родион сказал… так, что он сказал? «Я искал, такую как ты, всю жизнь. Давай попробуем и дальше быть вместе».
Красивые, но ничего не значащие слова.
Слева: «Эдик не эгоист. Он старается угадать мои желания».
Справа: «Р. эгоист. Для него важны только его собственные хотелки».
Слева: «Э. добрый, мягкий, уступчивый. Мы умеем достигать компромисса. Он не стесняется говорить нежные слова».
Справа: «Р. — самодур, язва, насмешник. Компромисс с ним невозможен. Открывает рот только для того, чтобы отпустить колкость».
Перечитываю списки.
Выбор очевиден, не так ли? Но почему-то все отрицательные качества, которыми я наделила Ремезова, в этот момент кажутся мне интригующими.
Рву лист на мелкие кусочки, выбрасываю в ведро и сажусь за работу.
В шесть вечера в дверь звонят. Смотрю в глазок и вижу перекошенную линзой физиономию Ремезова.
Сердце прыгает в груди, как безумное.
Все-таки пришел! Может, не открывать?
Ну уж нет. Я взрослый человек и не избегаю неприятных разговоров.
Начинаю нервничать, едва только Ремезов перешагивает через порог. Он неотрывно смотрит на меня, на его лице проскальзывает странное выражение — не то вспышка радости, не то раздражения. Руки он прячет за спиной.
Я не знаю, чего ожидать.
— Привет, — он вытаскивает из-за спины и торжественно вручает мне огроменный букет, составленный из разномастных цветов.
Вздыхаю.
Ну да, помню. Парень скупает для девушки цветочную лавку по трем причинам. Первая: романтическое помешательство. Вторая: девушка — звезда сцены. Третья: он серьезно накосячил.
За две недели я не успела стать знаменитой певицей или актрисой. Повода косячить у Родиона не было.
Значит, причина номер один: романтическое психическое расстройство. Вкупе с непомерным упрямством.
— Как тебе цветы? — обеспокоенно интересуется Родион. — Я не знал, какие ты любишь, поэтому взял разных понемножку.
Это самый безумный букет на свете. В нем лилии, ирисы, розы и тюльпаны, хризантемы и ромашки, папоротник и аспидистра, и даже декоративный подсолнух.
— Я не люблю срезанные цветы.
— А какие любишь? — изумляется он.
— Живые. В горшках, в оранжереях, на клумбах и на полях.
— Окей, запомнил, — серьезно кивает Родион, достает телефон и делает какую-то пометку. — Но, может, все-таки поставишь цветы в вазу?
Пожимаю плечами и иду на кухню. Вазы у меня нет, размещаю букет в ведре для мытья полов.
Возвращаюсь — Ремезов, как обычно, уже проник без приглашения в комнату и стоит под люстрой, мрачный и торжественный, как прокурор. Афоня поглядывает на него из клетки с подозрением.
— Зачем пришел? — стараюсь говорить сухо и деловито.
— Побеседовать. О нас с тобой.
— Родион, нет никакого «нас с тобой».
Но Ремезова непросто сбить с толку.
— Таня, не веди себя как школьница, — говорит он нежно. — Согласись, между нами что-то есть, — он щелкает пальцами и хмурит брови, пытаясь найти определение этому «что-то». — И я не готов от этого отказаться. Я хочу…
— А тебя не интересует, к чему готова я? Что я хочу? — взрываюсь я. — Только послушай себя: «Я, я, я…!»
Ремезов осекается. Я смотрю на него в отчаянии. Конечно, я права! Да, между нами все непросто. Я неравнодушна к нему. Но какой эгоист! Как строить с таким отношения? Эгоисты обаятельны, их самоуверенность притягательна — но лучше все-таки восхищаться ими со стороны.
И я восхищаюсь. Мое глупое сердце так и колотится. Родион принарядился — синий костюм, белоснежная рубашка. Его черные глаза загадочно сверкают, и губы внезапно растягивает чувственная улыбка, от которой у меня отчаянно кружится голова.
А Ремезов как будто подслушал мои мысли.