хмыкает он издевательски. Специально меня подкусывает, но не на ту нарвался. Не смутит.

- Я имела ввиду дождь. Вы же только с улицы, - моргаю часто, заставляя себя отлипнуть от красивых мужских рук. - Но ваше уточнение не может не радовать. Поздравляю, похвально в вашем возрасте, - справившись с собой, добиваю Альберта сарказмом.

И заодно себе приговор подписываю. Туманов явно не в духе домой вернулся, а тут еще я на его нервах играю. Слишком поздно осознаю свою роковую ошибку.

Примерно в тот момент, когда Альберт выбрасывает руку, хватает меня за локоть – и стаскивает с кровати.

- Сюда иди, язва мелкая, - цедит сквозь зубы, притягивая меня к себе, а сам Аленке улыбается.

Очередной грохот за окном пугает малышку. Она ойкает и обнимает себя за плечи.

- Так, Аленушку уложим, а как только она уснет, я к себе уйду, - сообщает мне Туманов негромко. – И ничего я тебе не замочу. Я из машины, у меня только пиджак пострадал.

- Ну-у… - оглядываюсь на Рапунцель.

- Ни слова больше, - строго осекает меня. – Мне тоже особого удовольствия не доставляет с тобой тут находиться. Я устал, отдохнуть хочу. А должен укладывать спать двух детей, - обреченно выдыхает.

- Почему это двух? – не сразу понимаю его подкол. А после – рот возмущенно распахиваю.

Куча слов крутится на языке, но все нецензурные. Пока я медлю, Альберт выключает свет, подталкивает меня к кровати, как бы невзначай скользнув ладонью по пояснице вниз. И я ускоряю шаг, чтобы оторваться от извращенца. Ныряю под одеяло, ложусь рядом с довольной Аленкой, которая тут же меня обнимает.

На противоположной стороне постели устраивается Альберт. Прямо в одежде, и это радует. Поворачивается набок, чтобы видеть нас, подпирает рукой голову. Молча наблюдает за нами с Аленкой.

Расслабившись, я начинаю рассказывать ей сказку на ночь. И даже забываю, что рядом ее суровый брат. Некоторое время спустя затихаю и прислушиваюсь к мерному дыханию малышки. Надо дождаться, пока ее сон станет крепче и глубже. А затем выгнать Альберта из моей кровати!

Почти не двигаюсь, не дышу. Я держусь до последнего. Но в какой-то момент сдаюсь. И чуть прикрываю глаза. Совсем ненадолго. У меня чуткий сон, так что можно не волноваться. Не пропущу момент, когда Туманову будет пора уходить...

* * *

Просыпаюсь от настырного солнечного зайчика, который, отражаясь от зеркала, упорно светит мне в лицо. Так целенаправленно, что вот-вот дыру прожжет. От ночной стихии не осталось и следа. На улице снова лето. Жаркое, душное, яркое…

И мне так тепло, уютно, что я улыбаюсь широко и хочу сладко потянуться. Но чьи-то руки - на моей талии и под головой - не позволяют этого сделать. Кто-то так крепко обнимает меня сзади, заключив в кольцо, что пошевелиться не могу. И дышит мне в затылок, размеренно, но горячо, до мурашек.

Плохо дело. Очень плохо.

- Аленка, - зову с надеждой, но ее рядом нет. Осматриваю комнату, насколько позволяет жесткий капкан, в который я ночью угодила. И не нахожу девчонку. Видимо, ушла к себе рано утром. Еще и дверь плотно закрыла.

Оставила меня наедине со зверем. В его огромных лапах.

- Не шуми, хорошо-то как, - рваное, сонное дыхание перемещается к уху, обжигает кожу за ним. – Давно так не высыпался.

Вместо того чтобы спать дальше, он вдруг впечатывает мое тело в себя, упираясь в поясницу чем-то твердым. Пряжкой ремня, наверное. Сейчас еще спину мне всю покарябает. Дергаюсь в плену его рук, которые с таким восхищением рассматривала вчера, ерзаю, пытаясь вырваться...

Но он без предупреждения касается губами моей шеи. В запрещенном месте. Потому что от одного легкого поцелуя меня всю парализует.

Глава 25

Альберт

Шорох матраса, тихий топот детских ног, скрип двери – и я приоткрываю один глаз. Обзор закрывает копна разметавшихся кудряшек, локоны нос щекочут, а их хозяйка не позволяет мне привстать. Улеглась головой на плечо, обездвижив меня, руку обхватила и, уперевшись в бедра аккуратной попкой, свернулась калачиком. Половина торса от нее онемела.

Неудобно, но вместо того чтобы скинуть няньку с себя, я свободной рукой лишь слегка приминаю кудри. Устремляю взгляд в проем двери, где замирает сестренка с какой-то тряпкой в руках. Видимо, у Леси что-то стащила. Но, думаю, та не будет против. Она очень трепетно относится к малышке.

- Аленушка? – шепотом зову.

Все-таки чуть приподнимаюсь. Сбрасываю с себя одну из новых кофточек няньки. Вокруг нас на постели валяется еще несколько вещей, остальные – в коробках прямо на полу. Видимо, вчера девочки разбирали покупки до ночи. Но в шкаф не сложили. Ведь потом… Леся была занята тем, что ждала меня.

Усмехаюсь довольно, выдыхая в ее волосы и поднимая ветерком пару прядей.

- Тш-ш, - Аленка палец к губам подносит и на Лесю взглядом указывает. – Гроза закончилась, а вы пинаетесь сильно. Я чуть с кровати не скатилась. Лучше к себе пойду, - бубнит она. И пятится, переступая порог.

Спросонья киваю, но слабо понимаю, что происходит. Пытаюсь аккуратно размять затекшую шею и повернуться к часам, но нянька ворочается рядом. С трудом распознаю, куда указывает часовая стрелка, и недовольно мычу. Шесть утра. А солнце жарит нещадно. Верните ливень!

Как только Аленка закрывает за собой дверь до щелчка, я роняю голову на подушку. Зарываюсь носом в черные мягкие пружинки, которые пахнут конфетами. Пигалица детским шампунем пользуется, что ли? Как назло заводит он по-взрослому. Или всему виной ее тело, которое трется об меня. Что творит только, дурная? Постанывает что-то во сне, руку мою крепче обнимает и к груди прижимает.

И пока меня окончательно не сорвало, накрываю свободной ладонью ее талию и, скользнув к животу, фиксирую. С трудом успокаиваюсь. Ощущаю какую-то слабость, видимо, последствие прогулок под дождем. Бесполезных, мать их! Опять не та Валерия оказалась!

Пытаюсь задремать, стараясь не думать, как странно и глупо оставаться в постели с нянькой. Все мысли выветриваются из головы от одного ее запаха. И горячего тела. Маленькая «грелка» усыпляет меня похлеще снотворного.

Я действительно чертовски устал.

Но от состояния полузабытья не остается и следа, когда Леся, встрепенувшись, начинает активнее ерзать в