Решившись, он дал команду распаковать архив. Он бегло читал отчеты и рапорта службы безопасности, просматривал видео с места происшествия, рассматривал заключение медэксперта. И мир как-то странно менялся вокруг, и выражение «ложь во благо» вдруг приобрело иное значение, и Лео понял, что теперь обратного пути нет. Ира погибла неслучайно. Ее убили.

– Что ты делаешь под столом?

Голос Тины резанул лезвием, Лео внутренне сжался. Аккуратно повернулся боком, чтобы не было видно коммуникатора в руке.

– Зажим от галстука где-то потерялся… А! Вот он!

Лео с улыбкой встал, демонстрируя тот самый зажим с маленькой золотой эмблемой «Центра ГЭК». Во второй руке он держал пиджак Тины.

– Ты тоже кое-что потеряла, – протянул он пиджак.

Тина выдернула пиджак у него из рук, отыскала в кармане коммуникатор и переложила в карман брюк. Пиджак отправился в мусорку. Брюки сидели на ней не менее идеально, чем юбка.

– Поможешь с галстуком? – спросил Лео.

– Ой, еще чего, – надменно скривилась Тина. – От тебя несет как от дешевой винной лавки!

Хотелось заорать: «Это «Мартель» восемьдесят пятого года, идиотка! Ни хрена ты не смыслишь ни в людях, ни в выпивке!». Но он промолчал. Одарил Тину колкой ухмылкой и направился к выходу, насвистывая незамысловатую мелодию.

Двадцатый километр первой линии границы метроплекса Санкт-Петербург

Молчун впервые посмотрел ей в глаза.

— Уверена? – серьезно спросил он. – Назад пути не будет.

Татья нервно усмехнулась:

– Вот уж не ожидала от тебя таких мелодраматических речей.

Отметила, что невольно перешла на «ты», но поправляться не стала.

– Я не про него, — кивнул Молчун на Бестужева. — Ведь рассчитываться будешь ты.

Татья передернула плечами:

– Когда?

— Однажды. Откосить не удастся.

– Я держу слово.

– Хорошеично, — расцвел Молчун. — А чтобы слово лучше держалось…

Он извлек из кучи аппаратуры интерактивную панель формата А4, протянул Татье. Она пробежала глазами по строкам: «Обязуюсь беспрекословно выполнять все условия… действует бессрочно». Внизу мигал круг сканера для отпечатка пальца. Молчун ждал.

Татья бросила взгляд на Егора: он по-прежнему не приходил в себя, дыхание поверхностное, прерывистое. Другие вариантов, кроме Молчуна с его дурацким договором, нет. Вздохнув, она прижала указательный палец к сканеру. Появился красный рисунок линий, моргнул, погас. Молчун кивнул и неожиданно заявил:

— Как говорили древние, без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек.

Татья не была уверена, что древние говорили так или по такому поводу, но спорить не стала. Убрав панель, Молчун перекидал тюки с тряпками от одной стены к другой. Оказалось, что под ними три кресла с вздыбленным пузырями дермантином. Молчун взял из кучи дек для твинса самую заюзаную, со сбитым правым нижним углом и положил на среднее кресло. Татья наблюдала за ним, судорожно сцепив пальцы. До сих пор она думала, будто знает о твинсе все, но то, что предлагал Молчун, не вписывалось ни в какие рамки. С другой стороны, для чего ему ломать комедию?

— Помоги-ка мне засунуть твоего приятеля в кресло, -- сказал Молчун. – Он у тебя тяжелый боров.

– Я в одиночку вытащила его из реки и затащила на кузов машины, – сухо заметила Татья.

– Хорошеично, – нимало не смущаясь, похвалил Молчун. – Как говорили древние, флаг тебе в руки и фиолетовый барабан на шею.

– Почему фиолетовый? – удивилась она.

Парень пожал плечами:

– Это только древние знали.

Увидев, что твинстер взял Егора подмышки, Татья подошла и подхватила его за ноги.

– Ты всегда такой болтливый? – спросила она.

Молчун хмыкнул:

–Ты просто с моим братом не знакома. У него рот не закрывается. В сравнении с ним, я молчун.

– Понятно.

Вместе они усадили Егора в кресло. Его голова тут же безвольно упала на грудь. К тому же Татья заметила, что на повязке проступила свежая кровь.

– Можно побыстрее добраться до врачей? – спросила она, садясь в свободное кресло. Сломанная пружина больно кольнула бедро.

Молчун, покосился на повязку Бестужева, кивнул и плюхнулся рядом. Худые пальцы шустро забегали по клавиатуре деки. Татья только сейчас заметила, что у Молчуна на мизинце левой руки не хватает верхней фаланги. Значит, он, как и Крюк, против модификаций?!

Твинстер выругался.

– Что такое? – спросила она упавшим голосом.

– Не удается открыть портал, – проворчал он, продолжая долбать пальцами по деке.

– И что делать?

– Не мешать.

Она напряженно следила за декой. Поле было темным. Портал… В твинсе не было такого понятия. Татья перевела угрюмый взгляд на Молчуна. Отступившее ощущение «что-то не так» вернулось. Неожиданно дека осветилась. Но вместо игрового поля на панели появилось подрагивающее в знойной дымке изображение каменной крепостной стены.

– Что это? – прошептала Татья, вглядываясь в потемневшие от времени стены. Сквозь бойницы можно было разглядеть, как искрится на солнце вода.

– Старая Будва, – ответил Молчун, шлепая по клавиатуре. – По легенде, основана Кадмусом Финикийским, который был изгнан из Греции и нашел здесь пристанище для себя и своей жены Гармонии. Потом тут кто только не правил, и римляне, и греки, и венецианцы. Кстати, жители говорили на венецианском вплоть до XIX века.

– Я, конечно, интересуюсь историей, но сейчас хотелось бы понять, почему у тебя в деке именно…

Он достал из-под кресла металлический обруч с шунтом под разъем IP-кома и кинул Татье на колени:

– Потому что нам туда.

Следом упал второй обруч. Он оказался пыльным и почему-то пах мышами.

– Это твоему дружку, – сказал Молчун.

Решив, что сейчас не время для расспросов, Татья приподняла голову Егора. Умело надела на него обруч, нащупала стальную дугу за ухом и с щелчком вогнала шунт. Затем вернулась в кресло и тоже подключилась.

– И как мы туда попадем? – спросила Татья.

Неожиданно кресло перевернулось, и она свалилась на пол. Сильно припекло спину. Татья отряхнула с лица невесть откуда взявшуюся труху, приподнялась на руках, огляделась и охнула: она лежала на узкой, раскаленной от солнца улочке. По обе стороны стояли одноэтажные дома из серого камня с черепичными крышами. Из-за угла ближайшего дома вышел ослик. Приблизившись, он деликатно перешагнул через Татью и остановился, кого-то поджидая. Следом на улице появилась сгорбленная старуха с лицом, напоминающим печеное яблоко. Остановившись над Татьей, она начала что-то визгливо выговаривать на неизвестном языке.