Мы переезжали с одного развала на другой, и везде всё было либо дорого, либо дряхло, великó или малó. Я стала подумывать, не попросить ли кредита у банка, и тут мне словно кто-то подмигнул, поманил за собой, заговорщически прижимая палец к губам. Она стояла в самом конце ряда – большая, цвета июльской зелени, с чудесным замшевым нутром, из которого не хотелось вылезать, и с невероятно маленьким пробегом. Почти предел моих финансовых возможностей, но я ухватилась за это «почти» с таким жаром, что Берни только покачал головой. Попробовав ее на окрестных улочках, он сказал с сомнением:

– Что-то в моторе стучит. Старовата она, конечно. Жди от нее сюрпризов. – Я нахмурилась, и он добавил: – Ладно, бери, раз нравится. В случае чего отвезу своему механику. А пока съездим в Маунт-Филд, испытаем твою лягушку.

От неожиданности я не нашлась, чем парировать. Лягушка, надо же! От лягушки слышу. По пути домой я напряженно вслушивалась в рокот мотора – даже радио не включала, хотя мне уже никто не мог этого запретить. А когда через пару дней мы выехали на Первое шоссе, ведущее на север, машина будто бы помолодела, сбросила кожу, как заколдованная царевна. Исчезло загадочное постукивание, в горку автомат тянул без напряжения – хотелось ехать и ехать, и было даже немного жаль, когда дорога закончилась. Со всех сторон нас обступал эвкалиптовый лес, белевший ровными, как колонны, стволами. Лес, впрочем, был цивилизованный: деревянный домик туристского центра, столы для пикников и асфальтированные тропинки, помеченные указателями. Мне хотелось настоящей глуши, и я сказала, не скрывая разочарования:

– Может, там еще фонарные столбы будут?

– Ты про дорожку, что ли? Так иначе нельзя, там грязи по колено.

Очень скоро я поняла, что имел в виду Берни. Эвкалиптовая роща сменилась зарослями папоротника – сырыми, темными, пахнущими прелой листвой. Без дорожки, без мостиков, перекинутых через каменистую мелкую речку, здесь можно было пройти только в резиновых сапогах. Темно-зеленый плюшевый мох покрывал всё вокруг: торчащие из воды булыжники, кривоватые стволы деревьев, оплетенные гирляндами каких-то ползучих паразитов. А вот комаров тут, к моему удивлению, не было, отчего этот лес, загроможденный валежником и засыпанный коричневой отсыревшей трухой, казался заколдованным, неживым.

Узкая тропка привела нас к черному, вулканическому на вид обнажению, сложенному из слоистых замшелых плит. На широком выступе, как на террасе, росли деревца; отвесная стена за ними была занавешена тонкой кисеей водопада. Папоротники буйствовали вокруг, нависая влажными лапами над самой головой. Тишину нарушало только журчание ручья, и мы молчали, опершись о перила дощатого помоста. Думалось почему-то о маме, которая даже не подозревает, что где-то на свете есть такие удивительные леса; а еще о том, что это наша последняя поездка с Берни. Неизвестно, когда мы теперь увидимся – разве что подвернется еще какая-нибудь лекция или случайная встреча на моем оползне. Он ни разу больше не упоминал тот день, когда мы с Лин приехали туда по его звонку: может, забыл, а может, и правда поверил, что это был просто случайный сдвиг. Зря я опасалась тогда, что он разнесет слухи по всей округе. Он оказался надежным человеком, водопроводчик Бернар с Элфинстон-роуд. Наверное, поэтому мне было жаль расставаться с ним.

– Я хотела тебе кое-что рассказать. Помнишь ту накренившуюся палку в Западном Хобарте?

Он слушал серьезно, не перебивая. Потом спросил:

– Значит, вся твоя работа коту под хвост?

– Почему?

– Ну, раз там всё поехало, карту теперь не сделать.

– Зато я смогу измерить, как оно движется! Если провести несколько аэросъемок с небольшим промежутком времени, а потом сравнить результаты, то по смещению этих палок и другим деформациям можно будет вычислить скорость и характер оползня. И цифровую модель построить – помнишь, нам показывали на лекции?

– И что это даст?

– Ну, например, позволит понять, опасно ли это. Оползень – коварная штука, особенно в городе. В пятидесятые на севере Тасмании разрушилось сразу полсотни домов. Если бы знали заранее, что там оползневая зона, то не стали бы ее застраивать.

– А как часто тебе надо делать фотографии, чтобы определить движение?

– Раз в два-три месяца, если условия стабильные. И еще после сильных дождей. Они меняют уровень грунтовых вод, и от этого склон может поехать быстрее.

Он кивнул.

– Я буду чаще приглядывать за этими палками, если дождь.

На одной из улочек Северного Хобарта, по которым я совсем недавно колесила на инструкторской «королле», Берни попросил его высадить. Пожелал безопасной езды, хлопнул по багажнику и, мелькнув в боковом зеркале, исчез – так быстро, что я едва успела поблагодарить его.

Со дня покупки машины прошло всего две недели, а я уже с трудом могла представить, как жила без нее раньше. Дорога в университет занимала теперь двадцать минут вместо целого часа, а за любой мелочью можно было легко сгонять хоть на другой конец города. Зачем ждать, пока нужную книжку передадут из районного филиала библиотеки в центральный? У меня есть адрес, есть карта. Хотя я и без карты помню, как добираться в эти промышленные пригороды, вверх по течению реки. Магнитола заглатывает диск с «Героической» симфонией – я слушаю за рулем только знакомое, чтобы не упускать оттенков, – и с первыми тактами похоронного марша я въезжаю на библиотечную парковку.

Северный филиал оказался совсем маленьким: один-единственный зальчик, пара диванов у стеллажа с периодикой, детский уголок. Я быстро отыскала полку с краеведческой литературой, пробежала глазами корешки – ничего похожего на то, что мне надо. Молодая библиотекарша, вся одетая в горошек, как божья коровка, с готовностью улыбнулась, завидев меня.

– Чем могу помочь?

– Мне нужна книга, вот эта, – я протянула бумажку с названием. – По телефону сказали, что она здесь есть, но на полке я ее не нашла.

Она ответила: «Минутку» – и скрылась в глубине зала. Чтобы не стоять столбом, я отошла к газетной стойке. Рядом с ежедневным городским таблоидом торчало районное издание, вроде того, что бесплатно раздавали у нас, на другом берегу: провинциальный набор новостей, где на первую полосу мог попасть репортаж о сломанном заборе или о празднике в детском саду. С фотографии смотрело насупленное мужское лицо, чуть растянутое широкоугольным объективом. Почти всё пространство кадра позади него было занято бело-зеленым цветочным ковром, а в дальнем углу… Я торопливо вынула газету и поднесла снимок к глазам. Это была та самая лошадь, не то бронзовая, не то чугунная, с высоко поднятой передней ногой. «Вандалы нападают» – бесстрастно сообщал заголовок. «В ночь на пятнадцатое марта… проникли… урон оценивается…» Только теперь мне стали видны разбитые обелиски и комья вывороченной земли, усыпавшей клумбы.

– Простите, – окликнула меня библиотекарша. – Очень сожалею, но, видимо, вашу книгу кому-то выдали, а в системе осталась старая запись. Я могу вам позвонить, когда книга появится…