Ему приходилось придерживать их руками, чтобы они не свалились. В конце концов он добрался до больницы и приготовился к встрече с Сэмом – слышавшим голоса пациентом из «закрытого отделения». Сидя за зеркалом Гезелла[35], за его работой наблюдала команда семейных терапевтов. Разговор Майкла с Сэмом шел примерно так:

Майкл: Сэм, бывает ли, что ты боишься, что с тобой произойдет что-то, чего ты очень не хотел бы?

Сэм: Да. Конечно.

Майкл: Бывают ли у тебя кошмары, связанные с тем, чего ты боишься?

Сэм: Да. Иногда бывают.

Майкл: А бывало ли у тебя когда-нибудь такое, что твой кошмар сбывался? Вот прямо в реальности происходило то, чего ты боялся?

Сэм: Да, конечно. Я знаю, что ты имеешь в виду. Со мной это происходило несколько раз.

Майкл: А посещали ли тебя кошмары, что ты идешь по улице, и с тебя сваливаются штаны?

Сэм: Да, конечно!

Майкл: Знаешь, это как раз случилось со мной, когда я шел сюда. У меня пуговица оторвалась, и штаны практически упали, так что мне приходилось их держать.

Сэм (очень обеспокоенно): Слушай, я знаю, каково это, когда твой самый страшный страх сбывается. Ты думаешь, что вот сейчас оно произойдет, и оно берет и происходит. И что ты сделал?

Майкл: Ну, это было… неприятно. У меня до сих пор нет пуговицы, и я вот сижу, придерживаю штаны. Как ты думаешь, что мне теперь нужно сделать?

Сэм: Знаешь, что? Подожди минутку, я схожу в отделение, у меня есть английская булавка.

Сэм сходил в отделение, принес свою булавку, и беседа продолжилась, развивая то ощущение сопричастности и товарищества, которое было создано вначале. А команда семейных терапевтов за зеркалом была просто поражена, потому что это взаимодействие перевернуло с ног на голову обычные властные отношения. Человек, живущий с голосами в голове, внезапно вносит вклад в жизнь терапевта, в буквальном смысле помогает ему не потерять штаны. Для Майкла это была совершенно нормальная беседа, восстанавливающая достоинство, восстанавливающая уважение. Но это было что-то из ряда вон выходящее для профессиональной культуры того времени. Было не принято спрашивать у пациентов их мнение, признавать их идеи и считать, что они могут внести какой-то вклад в отношения.

Упомяну еще одну тему из прошлого, которую я бы хотела затронуть, прежде чем обратиться к будущему. Речь идет об отношениях Майкла с академической наукой, о его независимых научных взглядах, из которых берет начало его терапевтическая практика. Майкл не был ученым в традиционном смысле этого слова. Более того, он очень скептически относился к традиционным академическим кругам и исследованиям и оставался вне официальных институтов на протяжении всей своей жизни. Начиная с 1980-х годов он собирался создать независимый центр, в котором творческое мышление могло бы развиваться, не будучи скованным какой бы то ни было бюрократией. На протяжении всей жизни Майкла его идеи рассматривались как радикальные, находящиеся за пределами общепринятых представлений о терапии. Только в последние годы нарративные идеи стали звучать во многих научных и институтах. С одной стороны, это означает, что стремление Майкла бросить вызов системе и общепринятым представлениям о психическом здоровье продолжает жить. С другой стороны, представляется важным развивать научное обоснование нарративных практик. Майкл опирался в развитии своих идей на два разных источника. Во-первых, на свою обширную терапевтическую практику. Он всегда говорил, что развитие нарративной терапии было результатом совместной работы с семьями, которые он консультировал. Во-вторых, он опирался на труды специалистов, работавших вне семейной терапии; например, на идеи Бейтсона, Брунера, Майерхоф, Выготского, Фуко, Деррида и Делеза. Со многими из этих авторов его познакомил Дэвид Эпстон. Когда Майкл брался читать работы кого-то из этих авторов, он читал их не один и не два раза, он глубоко изучал их: собирал все материалы, которые мог найти, читал и анализировал комментарии. Вот что значит независимый научный подход Майкла, о котором я говорю.

Я считаю, что этот сборник работ позволяет почувствовать, насколько важно для Майкла было то, о чем я постаралась рассказать:

– страстное стремление Майкла внести свой вклад в изменение характера отношений в системе охраны психического здоровья;

– азарт, воодушевление и дух совместного приключения, испытываемые Майклом и Дэвидом Эпстоном в процессе поиска новых идей и способов работы;

– непочтительность и юмор, пронизывающие отношения Майкла с теми, с кем он работал;

– независимый научный взгляд Майкла, сочетавший исследования и развитие новых идей с практикой.

Еще один момент. Майкл был очень трудолюбивым человеком. На протяжении всей своей жизни он активно работал с семьями, писал, учил, взаимодействовал с практикующими специалистами из самых разных культур и стран. В результате его идеи укоренились в самых различных контекстах. Благодаря откликам этих специалистов я сейчас могу рассказать о некоторых аспектах работы Майкла и о том, как терапевты в разных странах продолжают развивать и порождать новые нарративные практики.

Нарративный отклик на травму: от Руанды до Палестины

Одними из наиболее важных проектов мы считаем те, что связаны с нарративными откликами на травму. Консультанты из организации «Ибука» (это национальная ассоциация выживших при геноциде в Руанде) в партнерстве с фондом Далвич-центра разрабатывают способы использования нарративных идей в работе с вызванными серьезной травмой проблемами коллективной памяти (см. Denborough, 2010а; Denborough, Freedman & White, 2008). Палестинские терапевты в Центре лечения и реабилитации пострадавших от пыток в Рамалле разрабатывают созвучные местной культуре формы нарративной практики (см. Abu-Rayyan, 2009).

Консультирование организаций и коучинг

Идеи нарративной терапии используются также в рамках консультирования организаций, в коучинге и работе с профессиональными сообществами. Особенно широко представлен нарративный подход к консультированию организаций в Дании и Франции (см. Blanc-Sahnoun, 2010; Freedman & Combs, 2009; Laplante & De Beer[36]; Sørensen*). Вот как это объясняет Пьер Блан-Санун:

«Мы используем нарративный подход в работе с сообществами тогда, когда они сталкиваются например, с самоубийством кого-то из сотрудников, с экономическими сложностями, кризисами и проблемами, с сокращением штатов, с закрытием местных фабрик и т. д. Мы взаимодействуем с менеджерами на местах, стараясь показать, что «сопротивление изменениям» является не дисфункцией, а свидетельством активности коллективного разума, данью уважения надеждам и ценностям сообщества. Мы находим способы деконструировать общепринятую историю об «успешном менеджменте», надеясь выстроить мощное гармоничное рабочее сообщество и уважительную культуру взаимодействия в профессиональной среде» (Blanc-Sahnoun*).

Развитие теоретических понятий нарративного подхода

Следуя примеру Дэвида Эпстона и Майкла Уайта, многие нарративные практики продолжают исследовать области, лежащие за пределами сферы терапии, и черпают вдохновение в идеях, непосредственно к терапии не