проблемами (Pluznick & Kis-sines, 2008, 2010). Эта работа не только предоставляет пространство, в котором дети, подростки и взрослые могут восстановить отношения, нарушенные из-за существования в семье психических проблем. Она ставит вопрос: что становится возможным, когда мы отказываемся от идеи о существовании так называемых «нормальных семей» (Pluznick*)?

Есть много других примеров того, как идеи нарративной терапии сейчас применяются в психиатрических учреждениях, например, в дневном стационаре в Соединенных Штатах (Kazan*), в службе реабилитации людей с проблемами психического здоровья в Австралии (O’Neill*) и в системе психологического просвещения в Японии (Komori*).

Жизнь терапевтов. Личная рефлексия

Майклу было также крайне интересно, каким образом идеи и ценности нарративного подхода влияют на жизнь тех, кто обращается за консультацией, и тех, кто консультирует (см. White, 1997). После того как мы привели краткий обзор того, как эти идеи и ценности развиваются внутри профессиональной сферы, кажется весьма подходящим включить в эту книгу два текста от терапевтов про то, как идеи Майкла повлияли на их личные истории.

Когда терапевты рассказывают, что больше всего повлияло на их собственную жизнь, они чаще всего упоминают статью Майкла «Снова сказать “здравствуй”» (1988/1998) и его приглашение восстанавливать отношения с умершими (Hedtke*, Navaratnam*). Как объясняет Куки Толедо из Мексики:

«Я буду отвечать на этот вопрос с другой точки зрения, из своего опыта. Когда впервые Майкл приехал в Мексику, я встретилась с ним и поблагодарила его за замечательную статью “Снова сказать «здравствуй»”. Я сказала ему, что она реально помогла мне обрести энергию, чтобы продолжать двигаться дальше после того, как мой сын умер от СПИДа. Когда я рассказала Майклу об этом, я увидела слезы в его глазах. Я подумала, что это от того, что воздух у нас в городе сильно загрязнен, но Майкл сказал: “У меня слезы на глазах, потому что я чувствую ту боль, через которую ты прошла”. После этого я поняла, что я хочу быть таким терапевтом, как Майкл, я хочу быть с людьми так, как Майкл был со мной» (Toledo*).

Кейте Вайнгартен пишет:

«До сегодняшнего дня я бы говорила, что больше всего меня вдохновляет, каким образом Майкл внес макроанализ социальных и политических условий мира в микрополитику повседневной жизни. Именно это вдохновляет мою практику – все, что я делаю, все, что я пишу. Сегодня я вижу, что в критические моменты жизни нашей семьи именно нарративные идеи обеспечивали нам основу для нового обретения смысла, давали нам опору и энергию, облегчали бремя стыда, сомнения и горя, побуждали нашу любознательность и помогали нашим инициативам набирать обороты. Я думаю, что будущее идей Майкла кроется именно в этом инсайте: личное и есть профессиональное, и наоборот. У меня было множество таких открытий, и каждый раз они укрепляли меня во всех моих ролях. Нарративная терапия будет развиваться в разных местах не только за счет усилий тех, кто восхищается ею как идеей, но и благодаря тем, чья жизнь изменилась благодаря ей» (Weingarten*).

Еще одна личная история, на этот раз от Джеффа Циммермана:

«Я помню, как в конце восьмидесятых мы разговаривали с Майклом. Я пытался применять идеи нарративной терапии к работе с парами, и как обычно, Майкл проявлял искреннее любопытство. После того как я рассказал, как и что я думаю делать, Майкл сказал: “Мне кажется, это еще один отличный способ”. Ну, кроме того, что я сразу хорошо себя от этого почувствовал, я обнаружил, что это открывает мне дверь к свободе… потому что есть много разных способов хорошо делать наше дело» (Zimmerman*).

Верный и надежный свидетельский отклик

Одно из мест, где эта «свобода хорошо делать наше дело по-разному» реализуется очень активно – это Гонконг. Как описывает Анджела Цун он-Ки, гонконгским специалистам очень помогают идеи Майкла. Особенно верно это в отношении работы с внешними свидетелями, которую Майкл часто называл наиболее мощной из знакомых ему терапевтических практик.

«Мы не могли себе представить, в чем смысл свидетельского отклика, пока сами не увидели, какой эффект эта практика оказывает не только на людей, с которыми мы работаем, но и на нашу собственную личную и профессиональную идентичность. Многие социальные службы здесь, в Гонконге, разрабатывают инновационные проекты, используя идеи свидетельского отклика в работе с людьми из разных сфер жизни. С пожилыми, с подростками, с родителями, с маргинализованными группами. Один из этих проектов называется “Банк жизни”, и он использует практику внешнего свидетельствования для восстановления связей между подростками, употреблявшими наркотики; подростками, не употреблявшими наркотики; родителями подростков, которые употребляли наркотики; и родителями подростков, которые не употребляли наркотики. Кроме того, существует много других проектов, включая те, которые рассматривают проблемы насилия, сексуального притеснения и неформатной молодежи. В работе нам помогают идеи Майкла» (Tsun on-Kee*).

Будущее

Эпилог этой книги подходит к концу, и обращаясь к будущему, я хочу включить в него слова бразильских терапевтов. Майкла всегда очень интересовало развитие нарративных идей в Бразилии. Он поражался энергии и вдумчивости людей, которых он учил, и с которыми работал в Бразилии. В 2011 году Х Международная конференция по нарративной терапии и работе с сообществами в Эль-Сальвадоре без сомнения, даст мощный толчок дальнейшему развитию различных форм нарративной практики. Одно из потрясающих новых направлений – сочетание нарративной терапии с «общинной терапией»:

«Одна из наших местных инноваций – это объединение нарративной практики с общинной терапией, разработанной в Бразилии психиатром Адальберту Баррету. В институте, в котором я работаю координатором, есть возможность работать с сообществами как с партнерами, не только помогая отдельным людям пересочинять свои истории и восстанавливать авторство, но и создавать коллективную “ткань”, которая создает нарратив коллективной идентичности. В общинной терапии использование коллективных нарративных документов в завершающих ритуалах делает наглядными отдельные фрагменты бесед, превращая их все вместе в красивое лоскутное одеяло» (Grandesso*).

Мария Анджела Тейшейра (Бразилия) очень красочно объясняет, каким образом рождаются новые формы нарративной терапии:

«Так же как и писатели, используя набор слов, доступный каждому из нас, порождают нечто новое и уникальное, так же и я надеюсь, что психологи здесь, в Бразилии, будут создавать новые формы нарративной терапии. Мы будем использовать слова, понятия и практики, которые предложили нам отцы-основатели, Майкл Уайт и Дэвид Эпстон, и будем создавать при помощи этих слов и понятий нечто новое. Это будет наш способ проявить благодарность и признать их вклад» (Teixeira*).

Этот настрой соответствует