Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Просто потому, что пели мужским голосом.
— Интересное кино, — зловеще пробормотал крепко любящий и столь же ревнивый муж Моржик, судорожно нащупывая в кармане джинсов свой дубликат ключа.
В прихожую он вошел бесшумно, старательно сдерживая пробуждающегося в душе зверя, и первым же пытливым взором наткнулся на совершенно посторонние и откровенно мужские резиновые тапки.
Шлепанцы по-хозяйски уверенно стояли под дверью санузла, явно дожидаясь воссоединения с владельцем, который распевался под душем под аккомпанемент журчащих струй и басовито рокочущей стиралки.
Примитивная обувь, типа «тапки резиновые обыкновенные», в неизменно актуальном тренде курортной моды идеально сочеталась с носками до середины голени. Моржик живо представил себе эти носки, весело кувыркающиеся в барабане стиральной машины вместе с трусами и майкой-алкоголичкой, и воображение по опорным точкам нарисовало ему на редкость отвратный образ героя-любовника.
— Как дома себя чувствует, мерзавец! — презлобно восхитился Моржик и направил осветительный прибор в темную теплую духоту не проветренной квартиры.
Если бы острый луч фонарика обрисовал во мраке крупные формы знакомой обнаженной натуры и растрепанные рыжие кудри, праведный гнев обманутого мужа обрушился бы на Ирину свет Иннокентьевну.
Однако в комнате было пусто и даже относительно чисто — во всяком случае, постель не выглядела разворошенной.
— Не понял! — честно признался Моржик самому себе и пробудившемуся внутреннему зверю. Негромко рыкнув, он со словами: — Интересно, кто же это к нам пожаловал?! — рванул за пониманием в занятый санузел.
Мы с подружкой вышли из лифта и уловили отголоски затихающего на лестнице топота.
— Что за ночные забеги по ступенькам? — мимоходом удивилась Ирка, резво рыся к моей квартире.
Ей не терпелось выглянуть в окошко и со вкусом, толком и расстановкой наблюдать прибытие вызванного полицейского патруля. Топография местности не позволяла патрульке проехать к бамбуковой роще за складированными в ней «подарочками» так, чтобы с нашего шестого этажа мы не могли бы отследить это шоу хотя бы в общих чертах.
Жаль, что я близорука…
— У тебя, случайно, бинокля нет? — без особой надежды спросила я Ирку, устраиваясь у окошка.
Напрасно усомнилась в запасливости выдающегося суперхомяка современности!
— Бинокля нет…
Я вздохнула.
— Но есть подзорная труба! — Подружка деловито раздвинула суставчатый пластмассовый тубус. — Ну, что ты так смотришь? Это из детского пиратского набора. Труба игрушечная, но оптика в ней настоящая. Во-о-от, я уже вижу патрульку!
— Где, где?! Дай посмотреть! — заволновалась я.
— Не на что еще смотреть. — Ирка легко отбила мою несерьезную атаку на свою трубу. — Слушай, я рассказывать буду. Патрулька подъехала и остановилась. Из нее вышел мужик.
— Какой мужик?
— Среднего роста, полноватый, волосы светлые, редковатые, нос курносый, цвет глаз не разберу… Слушай, какая разница, какой он, этот мужик? Главное — это полицейский!
Я согласно кивнула.
— Вот, значит, вышел он и озирается, — продолжила Ирка.
— Ищет ту добрую девочку Катю, которая вызвала полицию, — сообразила я. — Ой, если не найдет — уедет, а пленники в бамбуке так и останутся невостребованными!
— Не уедет.
Подружка быстро огляделась:
— Тебе очень нужен этот камень?
— Очень!
Я отняла у сверхинициативной подруженьки крупный голыш с интересным рисунком — основу свежей летней коллекции моего сына — и только потом поинтересовалась:
— А зачем тебе камень?
— А я сейчас запулю его в бамбук, он зашуршит, затрясется, привлечет внимание полицейского блондина, тот полезет в заросли и найдет там наших пленников!
— Причем один из них будет уже трупом, если твой камень неудачно прилетит! — фыркнула я.
— Тогда я вот это яблоко запулю! — Идея что-нибудь запулить крепко овладела умом Ирины Максимовой. — Яблоко никого не убьет, а внимание привлечет ничуть не хуже.
— Еще бы, яблоки в бамбуковой роще даже Мичурин не собирал, — ехидно поддакнула я, но мешать броску не стала.
— Размахнись, рука! Раззудись, плечо! — провозгласила богатырка земли русской и таки запулила наливное яблочко в стилистически чуждую ему бамбуковую рощу.
Несмотря на то что приборов для усиления слуха у нас не имелось, треск и шелест взволнованного внезапной встречей с антоновкой бамбука мы уловили без труда.
— Навела я шороху, а? — горделиво приосанилась Ирка.
Я воспользовалась случаем, чтобы сцапать отложенную ею трубу, прильнула к окуляру и доложила:
— Есть контакт! Полицейский лезет в заросли!
— Ну, все, считай, повязанных наших нашли! Можно ложиться спать! — обрадовалась Ирка и заспешила. — Чур, я первая в ванную…
Она умчалась в санузел, а я снова приникла к окуляру подзорной трубы, но ожидаемого выноса тел из бамбука не дождалась — Ирка вернулась, и глаза у нее были круглые, как те яблоки.
— Там кто-то есть! — объявила она страшным шепотом.
— В моей ванной? — удивилась я.
— В МОЕЙ ванной!
— Как это? Мы же заперли дверь!
— Мы заперли, а кто-то вперся!
Ирка огляделась и сдернула со стены над плитой деревянный молоток для отбивания мяса:
— Все, на этот раз он от меня не уйдет!
— Подожди меня! Я хочу в этом участвовать! — крикнула я и, цапнув скалку, побежала за подружкой.
Очень ошибаются те, кто думает, что санузел — это приют спокойствия, идеальное место для медитации, уединения и единения с природой. Отнюдь не всякий санузел таков, чтоб вы знали!
В нетипичном санузле Иркиной съемной квартиры происходил ожесточенный мордобой.
Подпрыгнув повыше, я поверх плеча застывшей в дверном проеме подружки разглядела с мясом вырванный из стены карниз, раскатившиеся по кафелю и частично раздавленные флаконы, а также гигантскую интригующе шевелящуюся выпуклость на полу, накрытую оборванной шторой.
— Дежавю, — с легким злорадством молвил мой внутренний голос, оценив мизансцену.
— Я под шторой одна была, — возразила я, пытаясь сквозь полупрозрачный полиэтилен оценить количество конечностей, взмахи которых придавали павшей шторе драматическое сходство с противостоящим буре парусом.
Если сосчитаю руки-ноги, пойму хотя бы, сколько там народу…
— Кто это? — явно спасовав перед аналогичной задачей, изумленно вопросила Ирка.
— Это ты мне скажи, кто это! — донесся из-под шторы гневный рев, который подружка, судя по мгновенно изменившемуся лицу, безошибочно узнала, а я — вовсе нет.