Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Магазин действительно чрезвычайно фотогеничен – от мозаичного пола до деревенской люстры, качающейся над головой. Стены и лестницы расписаны цитатами. Похоже, что книги здесь счастливы.
Проходы для покупателей довольно узкие, и между чайной комнатой «Голубая устрица» и «Старым прокуренным читальным залом» образуется пробка. Я протискиваюсь внутрь и поднимаюсь на второй этаж по скрипучей красной лестнице. Читаю черные буквы над дверью: «Будь вежлив с незнакомцем: он может оказаться переодетым ангелом»[48].
Да ведь у Девушки-Подсолнуха на сумке был розовый значок с этой цитатой! Почему я не вспомнил об этом раньше?
Должно быть, это то самое место. Конечно.
С новой надеждой я обошел весь этаж, отчаянно желая одного: завернуть за угол и увидеть ее. Я прохожу мимо человека, печатающего на старинной пишущей машинке, мимо людей в кардиганах (книжный клуб?), со снобским видом обсуждающих роман «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена». Вхожу в музыкальную комнату, где маленькая люстра (горят две лампочки из трех) тускло освещает старомодное пианино в алькове. Объявление, наспех написанное от руки красным фломастером, просит покупателей не играть после семи вечера, так как музыка может разбудить кота. Спускаясь по лестнице, я замечаю зеркало с прикрепленными к нему записками. Люди со всего мира оставляли здесь сообщения, написанные на клочках бумаги, корешках билетов и открытках. Я прочитал одну: «Икар не продумал все до конца, возможно, тебе тоже не стоит этого делать».
Пробираюсь через толпу посетителей обратно к стойке.
– Привет.
Мужчина не поднимает глаз, он что-то пишет на листе бумаги.
– Bonjour, привет, – повторяю я.
– Да, чем могу помочь?
Он продолжает писать. Я замечаю на прилавке коробку с одинаковыми значками для булавок. Точно такой же значок был у Девушки-Подсолнух.
– Здесь работает англичанка? Ей лет двадцать, темные волосы, симпатичная…
Наконец он поднимает глаза.
– Могу я спросить, кто вы?
Я не хочу рассказывать этому парню свою историю.
– Просто друг.
– Друг таинственной девушки, которая может здесь работать, а может и не работать, и чьего имени ты не знаешь? – цинично спрашивает он.
– О’кей, да, это звучит странно, но скажите, работает ли здесь такая девушка? Она сейчас где-то здесь?
– Нет, сейчас ее здесь нет, – нелюбезно отвечает он.
– Но ведь она здесь работает? Не могли бы вы передать ей вот это и попросить связаться со мной?
Я протягиваю ему записку, которую приготовил заранее, с моим номером, сообщением и цитатой из писем Ван Гога: «Какой была бы жизнь, если бы у нас не было смелости что-либо предпринять?»
Он подозрительно смотрит на меня и берет записку с таким видом, словно собирается отправить ее в мусорное ведро.
– Я передам ей, – неохотно говорит он.
Я благодарю его за помощь и выхожу из магазина, возвращаясь к солнечному свету и суете. Бесцельно бреду по мосту в сторону собора Парижской Богоматери, и тут в кармане вибрирует телефон.
– Встретимся перед «Подсолнухами» в три часа дня.
Глава 31
Так быстро?
Целый рой бабочек бушует в моем животе, когда я читаю сообщение.
Оно от Джесси.
Почему она хочет встретиться перед «Подсолнухами»? Зачем едет в Париж? Почему ничего не сказала об этом утром, когда мы говорили по телефону?
Я спрашиваю ее, что она задумала. Наверное, она уже в самолете (а может, просто игнорирует мои сообщения), потому что больше от нее не приходит никакой информации. Я убиваю время в кафе, гипнотизируя телефон в ожидании ответа от Джесси и сообщения от Девушки-Подсолнуха. Интересно, парень в магазине уже передал ей записку? Нервничаю так, что даже подташнивает. Меня так и подмывает вернуться в магазин, но, взглянув на часы, я понимаю, что пора двигаться к галерее. Возле музея Орсе я понимаю, что это была неудачная идея – встретиться перед «Подсолнухами». Особенно в три часа дня в субботу.
С таким же успехом Джесси могла бы сказать: «Давай встретимся посреди Таймс-сквер в канун Нового года». Пусть сейчас и не самый разгар туристического сезона, очередь у входа в галерею тянется, извивается и огибает здание.
Когда я в конце концов попадаю внутрь, меня охватывает благоговейный трепет. Здание впечатляет. Это переоборудованный железнодорожный вокзал с мраморным полом и богато украшенным потолком; трудно поверить, что когда-то здесь ходили поезда. Указатели ведут меня по направлению к Ван Гогу – «Подсолнухи» повсюду. Огромные золотые часы над моей головой отсчитывают время до нашей встречи. Осталось двадцать минут.
Я направляюсь на выставку, просматриваю работы и читаю тексты под ними. Вскоре меня окружает группа посетителей – на шее у каждого бейджик, а аудиогиды прижаты к ушам, как мобильные телефоны. Они толпятся у одной картины, пока голос в их ушах не велит им двигаться дальше, и, как стадо, они перемещаются к следующей.
Я прохожу мимо прекрасной «Звездной ночи» и сажусь на деревянную скамейку рядом с «Подсолнухами», чувствуя себя уже кем-то вроде эксперта по работам Ван Гога. Я пялюсь на оттенки желтого уже почти пятнадцать минут, и охранник, патрулирующий зал, начинает поглядывать в мою сторону. Интересно, я больше похож на грабителя или на сумасшедшего, который собирается уничтожить бесценное произведение искусства? Вероятно, последнее.
Три часа дня.
Где она? Почему не отвечает на звонки и сообщения?
Я постукиваю ногой и нервно сжимаю пальцы, оборачиваясь к входу в зал. Вместо Джесси вижу толпу туристов, пробивающихся внутрь. Все пытаются сфотографироваться на фоне картины, не обращая внимания на попытки раздраженного охранника остановить этот беспредел. Вспышки следуют одна за другой. Стоило повесить тут табличку-предупреждение для эпилептиков[49].
Американец, которому удалось пронести с собой фотоаппарат, отталкивает меня с дороги, чтобы сфотографировать произведение искусства крупным планом. Он ни на секунду не останавливается, чтобы хотя бы посмотреть на картину, и устремляется дальше, готовый оттолкнуть кого-то другого, чтобы сфотографировать следующее полотно. С тем же успехом он мог бы загрузить изображения из Гугла. Затем мимо проходит женщина скандинавского типа с красной помадой на губах, в красном берете и футболке в бретонскую полоску. Это как официальный дресс-код для туристов во Франции. Она останавливается, чтобы прочитать текст рядом с картиной, кивая в знак согласия с тем, что там написано. Позади нее стоит большая группа французских подростков, которые, как и я, похоже, не интересуются ни одной картиной Ван Гога, кроме «Подсолнухов». Несколько девушек позируют для селфи с картиной, высунув при этом