Лисбет широко раскрыла и без того большие глаза и быстро перекрестилась.

Ну и страшный, должно быть, человек по имени Франс Хальс! Лисбет приходит в дом почти два месяца и ни разу за это время не видела хозяина. Обычно он запирается в своей мастерской и носа наружу не кажет. Только иногда проводит заказчика до лестницы, крикнет Франсине, чтобы дверь отперла… Лисбет каждый раз вздрагивала, когда слышала его низкий, чуть хрипловатый голос. Почему-то в этот момент у нее по рукам ползли ледяные мурашки и возникало желание спрятаться подальше. И как Франсина не боится ему служить? Выгодно, конечно, но уж больно страшно!

— Одного не могу понять, — задумчиво протянула Франсина, — почему женщины от него без ума? Не поверишь, Лисбет, молочница к нам начала бегать два раз в день, утром и вечером. Да как наряжается, мерзавка! И все вертится на кухне, все выспрашивает: «Как поживает господин Франс, да что он кушает, да хорошо ли вы о нем заботитесь…» — Франсина гневно сплюнула и тут же вытерла плевок половой тряпкой. — Бесстыдница! Я терпела, терпела, а потом и сказала ей при соседях, чтобы в другом месте хвостом вертела. Не для нее мужчина, пускай слюнки не пускает. После такой жены, как моя покойная госпожа, хозяин на других женщин и смотреть не желает. Разве какая-нибудь состоятельная бездетная вдовушка захочет с ним судьбу соединить… — Франсина неодобрительно поджала губы. — А по мне — нам и так хорошо. Дети сыты, обуты, одеты, дом в порядке, хозяйство налажено, как часы. Нет, не нужна нам тут новая хозяйка, сами проживем. Так-то, милая… — Она прополоскала тряпки в тазу с водой, развесила их сушиться и приказала Лисбет: — Идем, уложим детей. Они должны поспать после обеда.

Лисбет послушно поднялась со стула и отправилась следом за подругой. Маленький Рейнир уже нетерпеливо подпрыгивал у двери, просился на руки. Лисбет подняла мальчика, прижала его к груди, ласково побаюкала. Бедный крошка! Мать умерла, отцу до него дела нет! Как не пожалеть маленького ангелочка? И она уложила Рейнира в кроватку с особенной нежностью, села рядом и спела ему колыбельную песню.

Дирк вошел в трактир и сел за самый дальний стол. Несмотря на то что посетителей было много, Ян Стен сразу увидел своего друга. Сел напротив, широко улыбнулся, но тут же погасил улыбку.

— Что случилось, Дирк?

Дирк махнул рукой.

— Ровным счетом ничего. Просто Франс решил уехать, и я немного растерялся…

— На остров Тексель? — спросил Ян.

Дирк поднял на него удивленный взгляд. Неужели Франс раскрыл их семейную тайну?

Ян утвердительно кивнул.

— Да, я знаю эту историю. Франс поделился со мной своими мыслями.

— И что ты об этом думаешь? — поинтересовался Дирк.

Ян пожал плечами.

— Кто я такой, чтобы давать советы или, не дай бог, судить другого человека? Тем более гения, как Франс? Я не знаю, что сказать, Дирк. Может, Франс поступает правильно, а может, и нет. Много воды утекло за шестнадцать лет. Кто знает, захочет ли эта женщина бередить старые раны? С другой стороны, Франс поступает честно. Трудно признавать свои ошибки, а он готов это сделать. Нелегко, знаешь ли, с его самолюбием… — Ян смутился и развел руками: — В общем, я не знаю, что сказать. Это его жизнь, ему и решать, что с ней делать.

«Легко сказать — его жизнь! — мрачно подумал Дирк. — Это еще моя жизнь и жизнь его детей! Интересно, что теперь с нами будет? Захочет ли новая хозяйка, чтобы в доме жил брат ее мужа? Если нет, мне придется уйти. Куда?.. Как я буду жить один? Господи, помоги нам! Сделай так, чтобы все были довольны!»

Желание было несбыточным, и Дирк это отлично понимал. Так уж устроена жизнь, что кому-то всегда приходится потесниться. Похоже, Дирк родился неудачником, и потесниться придется ему.

Ян дотронулся до его плеча.

— Не горюй, дружище! Как бы ни сложилась жизнь, Франс никогда тебя не оставит.

— Ты так считаешь? — с надеждой спросил Дирк.

— Я знаю! Франс сам мне это сказал!

Дирк воспрянул духом. Если Франс сказал, значит, так и будет, характер у брата твердый!

— Кружечку пива? — спросил Ян.

— И лосося под зеленым соусом, — добавил Дирк.

Купив у Курта «Золотого гуся», Ян одновременно выкупил и фирменный рецепт, привлекавший в кабачок множество гурманов. В трактире по-прежнему играл маленький оркестр, а с потолка свешивались цепи с разными безделушками. Ян решил изменить название, хотя Дирк уговаривал его этого не делать. Трактир «Золотой гусь» хорошо знают не только в Харлеме, но и в других городах Голландии, разве можно пренебрегать такими вещами, как известность! Но Ян заупрямился. Теперь кабачок называется «Человек науки», и помимо обычной публики сюда зачастили студенты харлемских учебных заведений. А еще Ян развесил в зале картины своих друзей-художников. Хорошо придумано. Выставка постоянно меняется, и люди приходят сюда не только поесть, выпить и послушать музыку, но и посмотреть новые картины. Неизменными остаются лишь три холста на правой стене: бодегон Диего Веласкеса и две жанровые сценки Франса Хальса. Ян говорит, что это его иконостас. Дирк невольно фыркнул и тут же перекрестился. Свят, свят, свят… Прости, Господи, эти художники кого угодно доведут до греха. Ян кажется славным парнем, а на самом деле такой же богохульник, как и Франс. Шутит над святыми вещами, почти не бывает в церкви, вольно высказывается в присутствии пастора. А главное, дружит с проклятым испанцем! Вот этого Дирк понять не мог, как ни старался. Ян говорит, что человечество делится не на испанцев и голландцев, а на плохих и хороших людей. Еще он говорит, что гораздо охотнее подружится с хорошим испанцем, чем с плохим голландцем, — ну разве можно спокойно слушать такой бред?! Самое страшное, что Франс раньше молчал, слушая рассуждения Яна, потом начал кивать, а недавно во всеуслышание поддержал своего приятеля! Дирк прямо не знал, куда глаза девать со стыда!

Еще Ян говорит, что Веласкес гениальный художник, такой же, как Франс. С этим Дирк спорить не стал; так считал не только Ян, но и все остальные члены гильдии живописцев. Приходили, пялились на бодегон по целому часу, а после одобрительно галдели на улице, идиоты.

Ладно, пускай картина висит на стене, если она такая гениальная. Но зачем поддерживать переписку с подданным испанского короля? Да еще с такими трудами, с такими сложностями?! Отправлять почту напрямую в Испанию Ян не может: его тут же выставят из города. Приходится отсылать письма с оказиями или писать итальянским друзьям, а те, в свою очередь, переправляют весточки в Севилью. Точно с такими же предосторожностями приходят ответы. Дирк негодовал, когда Франс выспрашивал у Яна содержание полученных писем. Особенно интересовало брата все, что касалось новых картин испанского художника. Основные цвета, способ смешивать краски, принципы композиции, пропорции лица и тела… Все это, конечно, очень важно, но уж точно не важнее любви к родине! Франс мог бы проявить патриотизм и отказаться от новых знаний, если они получены от испанца! Только брат ни за что не откажется. Один раз он даже намекнул Яну, чтобы тот попросил друга выслать копию новой работы. Черт бы побрал Франса вместе с его картинами!