урожай собирать, а? Умница-разумница.

– Нашлась тут воительница. Молоко на губах не обсохло, а ужо и на битвы собралась.

– Гнать ее с помоста, девки!

Толпа начала волноваться и опасно напирать. Кто-то швырнул камень, но взял выше и снаряд пролетел высоко над головой Эвы. Рыцарь продирался через возмущенных крестьян, работая локтями. Добравшись до помоста, он подтянулся на руках и закрыл леди собственной спиной. Это нисколько не остановило деревенских. Только удары по металлическому диску немного отрезвили людей. Никто не заметил, как в суматохе староста смог подняться и теперь работал молотком.

– Тихо вы, окаянные, – начал он, когда шум улегся. – Зашибете-то дочку лордовскую, а какая нам с того польза?

Люди нахмурились, но согласились. Не хорошо господскую девку камнями забивать, а то потом ее родственнички нагрянуть могут.

– Вы, токмо не серчайте, – староста заискивающе улыбался гостям. Эва все еще пребывала в шоке от произошедшего. Девушка прильнула к груди защитника и ошалело смотрела на главу деревни. – Нравы у нас тута тяжелые, но на то мы и в глуши живем. Людям надобно растолковать, разжевать, как дитю малому, а вы сразу обухом.

– Что тут еще разжевывать? – Эва отстранилась от рыцаря и выпрямила спину. – Вы вступите в мое войско!

– Како-тако войско? – крикнул кто-то из толпы.

– Ну, – девушка замялась и умоляюще посмотрела на Готье, но рыцарь поднял перед собой руки и отошел в сторону. – Пока его нет… только сир Одрик Готье и я…

– Стало быть, солдат тута нема?

– Так вы ж и пойдете в солдаты…

– А урожай с полей кто убирать будет? – раздались возмущенные крики. – А дрова на зиму?

– Кто баб от волков защитит?!

– Оброк еще собирать!

– Дед Богдан, – староста вмешался, выискивая глазами ветерана. – Скажи-ка нам мысли про войско. Ты человек бывалый, сраженья видывал.

Жители почтенно расступились. Скрюченный старичок, опираясь на палку, тяжело шагал к помосту. Его колотило, будто на улице стоял трескучий мороз, но Богдан твердо отказывался от помощи.

– Наши войны, – медленно начал он, вспоминая каждое слово, – они тут… в поле. Помещики дерутся, а простому человеку пользы мало. Поля потопчут. Припасы отберут. Скотину угонят. Девок попортят. А мужицкие головы погубят. Не наше это дело. Пущай господа друг дружке кровищу пускают. А мы тут сами…

– Молодец, старый, – поддержали односельчане. – Дело говорит!

– Сама воюй, раз делать неча! Земли все равно не дадут.

– Ну ее к Асмодею, братцы, работать надобно, – крестьяне расходились, продолжая обсуждать насущные проблемы.

– Ну, вы это… – староста снисходительно улыбнулся. – Мы тута люди далекие до ваших помещичьих дело́в. У нас собственных пруд пруди, – он спустился с помоста, намереваясь догнать жену, но резко остановился. – Еще б вам тута не задерживаться… силы-то небось поднабрали…

– Не переживай, отец, утром мы уйдем, – твердо ответил рыцарь.

– И то хорошо, – глава деревни, довольный ответом, качнул головой и весело засеменил прочь.

Эва молча смотрела на привязанного бычка, продолжая стоять на помосте. Она не верила собственным глазам. Смерды посмели грубо и нагло отвергнуть ее призыв. Ни один лорд ни за что не потерпел бы такое. А тут еще и единственный защитник, рыцарь, простодушно усмехается, будто она какой-то глупый ребенок.

– Как они посмели? – выдавила из себя девушка.

– Что именно? Назвать вас пигалицей или предпочесть бесполезной войне выживание деревни в грядущей зиме?

– Бесполезной?! – Эва вскипела и сжала кулаки. Если бы ее жизнь не зависела от Одрика, то она наверняка бросилась бы в драку. – Да как вы смеете! Как они смеют не повиноваться моей воле?!

– Спуститесь с небес на землю, миледи. Если вы наслушались рассказов отца о том, как ваш дед поднял народ на борьбу с Тамором, то боюсь, что вам не упоминали о вооруженных отрядах, – девушка нахмурилась. – Да-да. Вы правильно поняли. Практически всех крестьян под знамена загоняют силой.

– Но, как же…

– Никаких «но» тут быть не может. Эти люди целиком и полностью зависят от земли. Не забывайте об оброках и тягловых сборах. Крестьяне вынуждены работать от рассвета до зари. Круглый год. И при этом они все равно нищие и часто голодают. А вы предлагаете им вооружиться дубинами, бросить семьи и хозяйство, идти неведомо куда, чтобы сражаться за интересы неизвестных лордов. Увы, но даже клятый сир Луи не сможет поднять их на войну без угрозы плетей и казней, – Готье заметил, как у леди навернулись слезы. – Ладно, – он немного смягчился, – нам нужно решить, что делать дальше. А сейчас лучше всего отдохнуть. Кто знает, когда это удастся в следующий раз.

Остаток дня беглецы провели в доме старосты. Хозяева занимались делами и не мешали. Работы перед наступлением зимы хватало. Мужчина и девушка, погруженные в собственные переживания, не разговаривали, и в конце концов задремали. Эва на кровати, обняв большую слежавшуюся подушку, а Одрик, сидя за столом, сложив голову на руки.

Солнце склонилось к закату, но крестьяне еще не вернулись с полей. В Подлесье, деревне, название которой забыла леди де Брезе, стояла гнетущая тишина. Даже дворовые собаки безразлично молчали. Внезапный стук в дверь заставил рыцаря подскочить. Избу поглотил мрак. Готье непонимающе щурился. Решив, что ему показалось, мужчина зевнул и принялся разминать затекшие плечи.

Кто-то еще раз постучал. Пришлось выйти в сени и отворить уличную дверь. Рыцаря встретила черная птица, нагло сидевшая на крыльце.

– Что еще за явление? – Готье поднял брови и собирался вернуться обратно, чтобы удобно устроиться на хозяйской кровати, но ворон внезапно вспорхнул.

– Ду-р-а-а-к! Х-о-о-л-м. Х-о-о-л-м, – вопил пернатый, неистово хлопая крыльями по воздуху.

Черная птица взмыла над крышей. Одрик сбежал с крыльца, но ворон будто испарился. На противоположном конце Подлесья залилась лаем собака, но тут же смолкла. Рыцарь услышал за спиной шаги и повернулся. У дверей стоял тот самый парень, что первым заметил вышедших из леса беглецов. За спиной у него висел охотничий лук и колчан со стрелами, а в правой руке он держал обнаженный стальной меч, с клинка которого капала алая кровь.

Глава X. Смерть, как не крути

Пыль густой стеной тумана долго стояла над пустыней. Две тысячи