— Почему же попросту не нашла работу?

— Нашла, но деньги, словно свинцовая болванка, висели у меня на шее и тянули вниз. Вернее, сознание того, что я не заработала своим трудом ни единого цента. Может, если бы они перешли ко мне от какого-нибудь другого человека, а не от Берта Сомервиля, я не переживала бы так, но тут… каждую минуту ощущала, что он снова сует свой поганый нос в мои дела. Это было невыносимо. Наконец я решила основать фонд и отдать все деньги. Если проболтаешься об этом кому-нибудь, клянусь, что заставлю тебя горько пожалеть.

— Все деньги?

— До последнего цента.

— Сколько?

Молли принялась теребить тесемку на шортах.

— Не скажу. Ты и так считаешь, что я с приветом.

— Одно мое слово — и босоножки вернутся в магазин.

— Ладно, пятнадцать миллионов.

Кевин на мгновение оцепенел.

— Ты отдала пятнадцать миллионов долларов?!

Она кивнула. Кевин откинул голову и безудержно рассмеялся:

— Ты и в самом деле с приветом. Ба-а-альшим приветом!

Молли вспомнила сальто, проделанное в воздухе, и мысленно согласилась с ним.

— Возможно, но повторяю: я об этом не жалею.

Хотя сейчас не мешало бы вернуть немного, чтобы заплатить по закладной.

— В самом деле не жалеешь?

— Нет! Вот только с одеждой дело плохо. Кстати, спасибо за босоножки. Они просто чудо.

— Рад услужить. Кстати, мне так понравилась твоя история, что я согласен покупать тебе новый наряд каждый раз, как окажемся в городе.

— Ловлю на слове.

— Боже, просто сердце разрывается видеть, как женщина идет на все, чтобы свести концы с концами и при этом не уронить достоинства!

Молли улыбнулась.

— Кевин! Привет! — раздался женский голос с отчетливым немецким акцентом.

Молли подняла глаза. К ним спешила изящная блондинка с маленькой белой коробочкой в руках. Черные слаксы и топ с треугольным вырезом были прикрыты передником в бело-голубую полоску.

— Кристина, это ты! Рад тебя видеть!

Кевин расплылся в слишком чувственной, по мнению Молли, улыбке и встал. Женщина протянула ему картонную коробочку с голубой наклейкой «Сей Фудж».

— Вчера вечером тебе, кажется, понравилась помадка из нашей кондитерской, да? Это маленький подарок на новоселье. Добро пожаловать в Уинд-Лейк! Тут все образцы наших изделий.

— Огромное спасибо.

Он выглядел невероятно довольным, и Молли с трудом подавила желание напомнить ему, что это всего лишь помадка, а не кольцо Суперкубка.

— Кристина, это Молли. Кристина — владелица кондитерской рядом со сквером. Я познакомился с ней вчера, когда заехал в город за гамбургером.

Кристина была значительно более стройной, чем полагалось владелицам кондитерских. Молли посчитала это обстоятельство преступлением против природы.

— Рада познакомиться, Молли.

— Я тоже.

Молли с удовольствием проигнорировала бы ее любопытный взгляд, но такая самоотверженность была выше ее сил.

— Я — жена Кевина.

— Вот как!..

Ее разочарование было столь же откровенным, как и затея с подарочной коробкой.

— Мы живем раздельно, — некстати вмешался Кевин. — Молли пишет детские книжки.

— Неужели? Я тоже всегда хотела написать детскую книжку! Может, вы найдете время дать мне несколько советов?

Молли приветливо улыбнулась, но промолчала. Неплохо бы хоть раз в жизни встретить человека, который не жаждал бы написать детскую книжку. Люди считают, что это легче легкого, поскольку детские книжки обычно короткие. Они понятия не имеют, чего стоит написать действительно хорошую историю, не только познавательную, но и такую, которая понравилась бы детям. У детей свои критерии и своя логика, чаще всего непонятная родителям.

— Жаль, что тебе придется продать лагерь, Кевин. Мы будем скучать по тебе, — начала Кристина, но тут заметила женщину, входящую в кондитерскую, и встрепенулась. — Мне пора. Когда в следующий раз приедешь в город, заходи. Попробуешь моего шоколада с вишнями.

Едва она исчезла из виду, как Молли повернулась к Кевину:

— Ты не можешь продать лагерь!

— По-моему, ты с самого начала об этом знала.

Верно, но тогда ей было абсолютно все равно. Теперь же мысль о том, что Кевин готов сбыть его с рук, была невыносима. Лагерь — часть истории его семьи, и Молли никак не могла отделаться от ощущения, что теперь и ей это место стало дорого.

Неверно поняв ее молчание, Кевин утешил:

— Не волнуйся. Мы здесь надолго не останемся. Как только я найду управляющего, уедем.

По пути в лагерь Молли пыталась разобраться в своих мыслях. Именно здесь настоящие корни Кевина. Родителей он потерял, братьев и сестер у него нет, а для Лили, похоже, в его жизни места не нашлось. Дом, в котором он вырос, принадлежит церкви. С прошлым его ничего не связывает, кроме этого лагеря. Не правильно, нехорошо избавляться от своего детства.

Вдали показалась площадь, и ею овладело знакомое умиротворение. Шарлотта Лонг подметала крылечко коттеджа, какой-то старичок катил навстречу на большом трехколесном велосипеде, пожилая пара сидела на скамеечке. Молли упивалась видом сказочных домиков и тенистых деревьев.

Все тут было ей знакомо, словно она сотни раз бывала здесь. Так и есть — неожиданно она ступила на страницы своей книги и оказалась прямо в Соловьином Лесу.

Не желая сталкиваться с отдыхающими. Лили пошла по узкой тропинке, ведущей в лес за площадью. Она переоделась в слаксы и топ табачного цвета с квадратным вырезом, но все же задыхалась от жары и жалела, что недостаточно худа, чтобы носить шорты.

Она вышла на широкий луг, где трава была едва не по колено. Пальцы приятно горели, и напряжение, терзавшее ее весь день, немного отступило. Она услышала журчание ручья и, повернувшись, увидела нечто настолько неуместное, что тихо ахнула.

Перед ней был хромированный стул с красным виниловым сиденьем из закусочной.

Как он тут оказался?

Лили направилась к стулу и увидела небольшую речку с каменистыми берегами, поросшими папоротником и камышом.

Стул стоял на обветренном, покрытом пятнами мха и лишайника валуне. Красный винил блестел на солнце, на ножках и спинке не было видимых следов ржавчины. Значит, его поставили сюда недавно. Но почему? И стоит он ненадежно — стоило прикоснуться к нему, как стул зашатался.

— Не трогайте!

Лили, вздрогнув, обернулась и увидела здоровенного верзилу, настоящего медведя, скорчившегося в лучах солнца на краю луга. Она испуганно схватилась за горло. Позади раздался плеск: стул все-таки свалился в воду.