в машину и увезти подальше от любопытных глаз. А неподписанный контракт так и остался лежать на столе у Льва Константиновича, и всесильный глава компании растерянно перебирал бумаги, начиная понимать, какую свинью подложил ему собственный сын этой совсем не нужной интрижкой. Антон Владимирович не тот человек, чтобы с достоинством принять поражение от какого-то управляющего. Даже если этот управляющий — сын его партнера по бизнесу.

Глава 16. "Помолвка"

Сверкающий внедорожник медленно двигался в городской пробке. Андрей и Лера молчали, каждый по-своему. Он делал вид, что сосредоточен на дороге, а она изредка всхлипывала, уставившись в окно машины. Молчание затягивалось, обозначая новые противоречия.

— Тебя подвезти на работу? — старательно избегая смотреть ей в глаза, поинтересовался Андрей.

— Нет. Отвези меня домой, — попросила она.

Больше они не разговаривали. Андрей остановил машину возле ее дома, и Лера щелкнула затвором на дверце.

— Лера, я… Я даже не знаю, что сказать… — судорожно ухватил он ее за руку. — Я был уверен, что… Что смогу уберечь тебя от всего этого, и не смог. Ты предупреждала меня, а я не верил. Пожалуйста, прости меня.

— Мне нечего тебе прощать, — ее голос прозвучал как-то особенно сухо и резко. — Я получила по заслугам. Знаешь, я все время так боялась, что меня уволят, и будет нечем платить кредит, и я лишусь моей машины, а сейчас мне все равно. Я больше ничего не боюсь.

— Мы завтра же выкупим твою машину! Это надо было давно сделать! Просто я… Я был так занят стройкой, что не думал о твоих чувствах. Отныне все будет по-другому, поверь!

— Больше ничего не будет, Андрей, — со спокойной решимостью посмотрела на него Лера. — Я не вернусь на работу. Передай отцу, что я сожалею о том, что все так вышло.

— И не надо туда возвращаться! Я сам все улажу! — горячо заверил он ее.

— Ты не слышишь меня? Между нами все кончено, Андрей.

— Но… Как же это? — сжал ее ладони он и тут же поднес их к губам, беспомощно заглядывая в ее глаза.

— Я больше не хочу оставаться в этом городе. На оплату следующего кредита у меня есть три недели, я успею где-нибудь обосноваться и устроиться на работу.

— Но куда ты поедешь?

— У меня впереди вечер и ночь, чтобы подумать. Я никогда не любила это место и вернулась только из страха быть уличенной в преступлении. А сейчас я этого не боюсь. В Краснодаре у меня много знакомых. Как-нибудь устроюсь, — она взглянула на него с сожалением. — Мне жаль, что я причинила тебе боль. Может, мы еще встретимся. Как добрые друзья, — и вышла из машины.

Андрей не ответил. Он следил, как она идет к своей калитке, как закрывает ее. Ему хотелось кричать ей вслед, но он не мог. Между ними пролегла непреодолимая пропасть, ясно прорисовывающая истинное положение вещей и указывающая, кто есть кто на самом деле. Перешагнуть через эту зияющую трещину у Андрея не хватило духа. Он медленно завел машину и поехал, сам не зная куда. Он катался по трассе, пока не стало совсем темно, и не отвечал на звонки. Ему хотелось услышать звонок только от одного человека, от Леры, но он знал, что она не позвонит ему. А все остальное отныне было неважно.

Пустота… Пусто вокруг, пусто в душе. Лера огляделась по сторонам и истерично расхохоталась. Вот она, награда за гордыню и тщеславие! Подаяние свыше за стремление к сребролюбию и отторжение собственных корней! Отец Григорий бы сейчас пританцовывал от восторга — его пророчества и нравоучения сбылись! Леру Росткову, высокомерную выскочку, почти вышвырнули из компании и еще немного — забросали бы камнями, как в библейских историях, которыми ее по утрам так щедро потчевала мать! И все из-за того, что она отказалась становиться протеже всевластного Антона Владимировича. Ей, видите ли, захотелось любви, чистой и искренней, и она посмела замахнуться на самое дорогое, что имелось у Льва Константиновича Сотникова, — на его единственного сына! Да как она вообще посмела хотеть любви? Разве таких, как она, можно любить? Нет, она не достойна этих высоких чувств. Ее удел — быть содержанкой, пользоваться благосклонностью сильных мира сего, пока внешность позволяет вызывать их расположение. А после? Что будет после, никого не интересует.

Резко оборвав свой смех, Лера ворвалась в спальню матери, которую по праву считала своей, распахнула дверцы шкафа и выдернула оттуда свой яркий расписной чемодан. Интересно, в него поместятся все вещи? Нет, не поместятся. Придется взять только самые необходимые. Мысли, бесконечные мысли просились в голову, не давая сосредоточиться. Лев Константинович хотел, чтобы она перешла работать на другой объект, только и всего. Ха, не дождется! Она была с Андреем, потому что любила его. Это было единственное настоящее чувство в ее жизни, и она ни о чем не жалеет. А Льву Константиновичу Лера не обязана ничем. И ей все равно, где он будет искать ей замену для работы на телевидении.

Она отодвинула чемодан в сторону и почему-то всхлипнула. Удивилась, что у нее еще остались слезы после истерики в кабинете Льва Константиновича, потерла глаза. Пора признаться себе, что этот человек причинил ей боль своими резкими и жесткими фразами. Он так ловко указал ей на ее происхождение и место среди его окружения, что она даже не смогла совладать с собой и, как маленькая, разрыдалась при всех. Что ж, может, так даже лучше. По крайней мере, теперь она точно знает, что не вернется туда. И больше не будет мучить Андрея и себя. Не по Сеньке оказалась украденная у Марты Сергеевны шапка…Н-да.

Уже совсем стемнело, когда Лера закончила перебирать свои вещи. Вспомнила, что с утра ничего не ела, и поплелась на кухню. Сделала крепкий чай, нарезала колбасу и хлеб и украдкой посмотрела на свое отражение в маленьком окошке над мойкой. Бледное, осунувшееся лицо. «А ведь я больше не выскочка, нет… — пронеслось у нее в голове. — Когда-то была ею, да. А теперь — нет. И Андрея я любила искренне, ничего не требуя взамен. А он откликнулся и теперь страдает, а я — я ничем не могу облегчить его состояние, потому что рядом со мной ему будет только хуже». Она зажмурилась на мгновение, представив лицо, так ярко напомнившее ей