Вставляю ключ в замок и пытаюсь провернуть, но у меня ничего не выходит. Хмурясь, берусь за ручку двери, чтобы подтянуть ее, но вдруг нажимаю, и дверь открывается. Не поняла? Я что, с утра не заперла дверь? Я всегда ее запираю. Может, из-за суеты, потому что опаздывала, забыла. Но нет же. Закрывала… Кажется…

Аккуратно толкаю полотно и делаю шаг в квартиру. Меня встречает тишина и полумрак прихожей. Я шумно выдыхаю и расслабляюсь. Точно забыла. Ненавижу суету. Я тогда теряюсь, становлюсь несобранной. Правда, раньше я никогда не бросала дверь незапертой, как бы ни спешила. Но сегодня возвращаются мои мужчины, и я с самого утра сама не своя.

Заперев дверь, сбрасываю шлепанцы на каблуках. Ставлю сумку на комод и уже разворачиваюсь, чтобы пойти на кухню, как замираю. В горле застревает крик, когда я вижу перед собой… Ровинского.

Моргаю, как будто пытаюсь таким образом избавиться от видения. Но вот он – живой и, кажется, даже здоровый. Я чувствую, как пересыхает в горле, и не могу из себя ни слова выдавить. Только открываю и закрываю рот, словно выброшенная на берег рыбка.

– Онемела, Цыпленок? – хрипит Ровинский. – Так рада меня видеть, что язык отнялся?

Он хватает меня за локти и дергает на себя так резко, что я едва не теряю равновесие.

– Нет! – удается выкрикнуть мне.

Но Ровинский уже разворачивает меня спиной к себе, вжимает бедрами в высокую обувницу и хватает за волосы. Резко потянув за них, он задирает мою голову, и я встречаю его взгляд в зеркале. Юра прижимается щекой к моей и скалится, как дикое животное.

– Что же ты, сука, не дождалась любимого мужа, м? – шипит он, скривившись от отвращения. – Плохо тебе было со мной, блядь такая? Или молодого хуя захотелось? Так я тебе сейчас покажу, что и старый еще кое-что может.

Он начинает задирать мое платье, а я бьюсь в его руках. Пытаюсь сопротивляться, отбросить его руку, но он постоянно дергает меня за волосы, выгибая мою шею в нужную ему сторону. Я пытаюсь кричать, но Ровинский сжимает мои волосы еще сильнее. Его грязная лапа уже вовсю шарит под моей юбкой, а я готова попрощаться с волосами, только бы не дать ему сделать то, что он задумал!

– Заткнись, тварь! – рявкает он. – Тебе же все равно, кому свою дырку подставлять! Так почему бы не мужу?!

– Ты мне не муж! – рыдаю я. Выплевывая эти слова, секунду наслаждаюсь тем, как это прозвучало, но потом сожалею о них.

Ровинский снова дергает рукой, только теперь уже вперед. И так больно впечатывает меня лбом в обувницу, что у меня за веками взрываются звезды и темнеет в глазах. Его мерзкие губы касаются моего уха.

– У тебя три дня на то, чтобы развестись со своим пацаном. Три, Цыпленок, – шипит он. – Через три дня я твоего ублюдка покалечу. Навсегда сделаю инвалидом. Он будет жрать через трубочку.

Еще раз стукнув об обувницу, Ровинский отпускает меня и выходит из квартиры. Я медленно сползаю на пол и, прижавшись виском к обувнице, захожусь в рыданиях.

Мне нельзя ничего говорить Андрею. Он в первую очередь обеспечит проблемы себе. Борзый настолько импульсивный и резкий, что может устроить какую-нибудь дичь. Я точно знаю, что просто так он это не оставит. Как же хорошо, что его не было дома, когда приходил Ровинский! Теперь мне надо сделать так, чтобы Андрей ничего не понял. Завтра я обязательно придумаю, что делать дальше. Пойду в полицию. Если Ровинский на условно-досрочном, я напишу заявление, и пусть его снова посадят.

Медленно доковыляв до ванной, включаю свет и смотрю на себя в зеркало. Надо замазать лоб. Он уже краснеет. Там наверняка будет синяк. А еще придумать, что сказать Андрею, если он его заметит. А пока как-то успокоиться и нанести толстый слой тонального крема.

Глава 45

Андрей

– Так жрать хочется, – проснувшись, Пашка потягивается и зевает. – Может, распотрошим мамины конфеты? – он кивает на заднее сиденье, где лежат две коробочки трюфелей, которые я купил Тине.

Обожаю баловать ее подарками. В этот раз везу ей золотой кулончик с нашими инициалами, две коробки ее любимых горьких трюфелей и новые пряные духи, которые она обожает. Я тоже люблю на ней этот запах. Он просто завораживает и так идет моей жене!

– Я тебе пальцы откушу, только притронься, – шутливо журю малого.

– Бля, и болит все. Ноги просто каменные.

– Зато кубок в кармане. Вы с пацанами молодцы.

– Ты нас так задрочил на полигоне, – хмыкает Пашка, – что если бы мы проиграли, сами себя перестали бы уважать.

– Ну красавцы, – киваю с улыбкой.

– Слушай, ну жрать все равно хочется, – продолжает канючить Пашка и коситься в сторону конфет.

– Даже не думай.

– А зачем везти конфеты? – спрашивает он. – Ну зачем две коробки? Одной не хватит?

– Мама их обожает. Пусть ест столько, сколько хочется.

– На женщин столько бабла надо, – вздыхает Пашка.

– Сколько? – бросаю на него заинтересованный взгляд.

– Дохуя, – невесело усмехается он.

– А есть на кого тратить?

– В каком смысле?

– Прямо сейчас. У тебя есть на кого тратить?

– Да есть там одна. Но такая вся… – он качает головой.

– Влюбился?

– Не знаю, – он трет лицо и смотрит в окно.

– Но нравится.

– Нравится, – выдыхает недовольно.

– А она че?

– Через плечо, – отвечает. – Мурыжит. Заебала уже.

– Хорошая?

– Красивая.

– Красивая и хорошая – это разные понятия, и они редко сочетаются в одной женщине. Вот в маме твоей – да. А в этой девочке?

– Красивая, – повторяет Пашка.

Понятно. Видно, парню нашему стерва досталась. Что ж, и такое надо пережить.

– И че? Много бабла на нее надо?

– Ну нормально, – неопределенно отвечает он.

– Тебе хватает?

– Андрюха, а тебе не нужен человек на подработку в клуб?

– Не хватает, значит, – заключаю я. – Подумаю.

– Ты только недолго думай, ладно? У нее днюха скоро.

– Так может, тебе просто бабла дать?

– Просто каждый дурак сможет. А я сам хочу.

– Похвально. Короче, скажу, если что подвернется.

– Ага. Спасибо. Слушай, а как вообще покорить девушку? – спрашивает он, еще больше отворачиваясь от меня, и я вижу, как краснеют его скулы. Стесняется пацан.

– Да как? Понравилась баба? Подошел погладил. Моя баба. Дубиной по башке – и в пещеру.

Мы с Пашкой ржем на всю машину.

– А если серьезно?

– А если серьезно, то надо быть настойчивым. Но только в том случае, если видишь, что что-нибудь выгорит. Если интуиция подсказывает тебе, что ни