хера хорошего из этого не получится, лучше поищи другой объект. Этот может тебе выесть мозг чайной ложечкой, и в итоге ты все равно останешься ни с чем.

– А если типа чувства?

– А если типа чувства, надо типа действовать.

– М-м-м, – неопределенно мычит в ответ и замолкает.

Спустя полчаса паркую машину у подъезда. Мы с Пашкой забираем свои вещи, я аккуратно беру коробки с трюфелями, и мы поднимаемся домой. За эти два года квартира Тины и правда стала для меня домом. Но не из-за стен или обстановки, а из-за моей жены. Потому что мой дом теперь там, где она.

Внутри все дрожит и обливается кипятком от мысли, что я сейчас ее увижу, а чуть позже смогу потискать. Но надо сначала принять душ. После игры мы с Пашкой не стали тратить на это время. Оба уже хотели вернуться домой. Я к Тине, а он, видимо, к своей неприступной и требовательной.

– Ма, мы дома! – выкрикивает Пашка с порога.

Тина выходит в прихожую и улыбается, глядя на нас. Я слегка прищуриваюсь. Что это она накрашенная дома? Всегда смывает косметику, как только переступает порог квартиры. А тут при полном боевом раскрасе. Меня хотела порадовать? Так я люблю, когда она без макияжа. Она тогда как будто голенькая передо мной. И улыбка… какая-то слегка замороженная. Может, за неделю успела отвыкнуть от меня? Да ну, бред.

– Привет, мои путешественники, – произносит она, и мне кажется, голос у нее как будто простывший.

Сначала Тина целует Пашку в щеку, а потом на несколько секунд прижимается своими губами к моим. Я пытаюсь притянуть ее к себе, но она мягко выскальзывает, стрельнув взглядом в сына. Я хмурюсь. С каких это пор мы не обнимаемся при Пашке? Ла-а-адно. Может, ей типа надо немного времени, чтобы привыкнуть ко мне после возвращения? Так мы не первый раз с Пашей уезжаем на соревнования и чемпионаты. Херня какая-то.

Сбросив обувь, Пашка направляется в ванную.

– Сынок, мой руки и за стол, – говорит Тина.

– Ага, – отзывается он, а она идет на кухню.

Ловлю в коридоре и, развернув, впиваюсь в ее губы поцелуем. Они слегка припухшие. Отстраняюсь и осматриваю ее лицо. Здесь полумрак, и я едва могу рассмотреть любимые черты.

– Ты не заболела?

– Нет. А что?

– Да голос какой-то, будто простыла.

– Нет. Не знаю, может, от того, что у меня целую неделю не было такой практики домашних разговоров, как обычно? – шутит она, но даже эта шутка звучит натянуто.

– Все нормально?

– Да, все хорошо, – она поглаживает меня по груди, а потом снова пытается выкрутиться из моих объятий, но я лишь сжимаю ее крепче.

– Я тебе новые духи привез.

– Очень вовремя, мои как раз заканчиваются, – улыбается она. Что-то мне, блядь, не нравится в этой улыбке! Не могу вкурить, что не так. А Тина успорно делает вид, что все хорошо.

– А еще купил подарочек.

– Ну зачем, Андрюш? У меня все есть.

– Все есть, а такого нет.

Достаю из кармана коробочку и передаю ей. Тина ее открывает и смотрит на кулончик.

– Очень красиво, спасибо.

– И трюфели твои любимые, – добавляю я, внимательно впившись взглядом в ее лицо.

Что, блядь, не так, а? Вроде все как обычно, но иначе. Она какая-то замороженная. Как будто между нами выстроила ледяную стену.

Пашка выходит из ванной, и мы с Тиной разрываем объятия, чтобы посторониться и пропустить его на кухню.

– О, котлетки, – довольно тянет он. – Ма, а пирожки с чем?

– С луком и яйцом, – отвечает Тина, и ее голос просто пропитан сталью. Я бросаю на нее обеспокоенный хмурый взгляд. – Вы ужинайте, а я пойду душ приму, ладно?

Быстро развернувшись, она скрывается в ванной. Я заглядываю на кухню.

– Приятного аппетита.

– Ага, – отвечает Пашка, наминая пирожок и накладывая салат себе в тарелку.

– Я сейчас с мамой поговорю и присоединюсь.

– Ага, – так же отзывается Пашка и натягивает наушники на голову.

Закрываю дверь на кухню и подхожу ко входу в ванную. Стучу.

– Тина, открой.

– Андрюш, поешь. Там все остынет, – отзывается она, и на последнем слове ее голос срывается.

– Малыш, открой дверь, – настойчивее прошу я. Она никогда не запирается. Пашка, видя, что включен свет, всегда постучит и не войдет, пока не разрешат. Я поступаю так же. А сейчас дергаю ручку, но дверь заперта. – Тина!

– Андрей, ужин, – произносит она так, будто у нее кто-то умер. Голос севший и дрожащий, а потом она срывается на рыдания.

– Блядь! Тина, открой дверь, иначе я вынесу ее к хуям! – рявкаю я.

Сердце разгоняется и уже практически ломает ребра. В висках так долбит кровь, что я практически ничего не слышу. Если какая-то сука в мое отсутствие обидела мою женщину, эта сука уже одной ногой в могиле.

– Тина! – ору и долблю кулаком дверь.

Наконец замок поворачивается, и моя жена буквально падает в мои руки, захлебываясь рыданиями.

Глава 46

Андрей

– Андрюш, – всхлипывает она, пытаясь успокоиться, но снова срывается на рыдания.

– Мам? – Пашка вылетает из кухни и замирает, глядя на нас.

– ПМС, – пожимаю коротко плечами. – Иди ешь, мы сейчас.

Хмуро кивнув, он скрывается в кухне, а я подхватываю Тину на руки и несу ее в нашу спальню. Закрываю дверь и сажусь на кровать, качая свою жену на руках.

– Ну все, – приговариваю тихо, гладя ее по волосам и целуя в лоб. Сам внутри аж вибрирую от напряжения. Что могло вызвать у нее такую истерику? – Я рядом. Все, малышка. Уже все хорошо. Ш-ш-ш.

Она еще некоторое время рыдает, но постепенно успокаивается. Беру с прикроватной тумбочки бутылочку с водой, откручиваю крышку и передаю Тине. Она припадает к ней так жадно, будто сутки не пила. Икнув, возвращает мне бутылку и кладет голову на плечо. Судорожно дышит, сжимая мою футболку на груди.

– Расскажешь, что случилось?

– Расскажу, – хрипло шепчет она. – Только сначала пообещай, что… что ты не сделаешь ничего, что подвергнет тебя опасности.

Все мое тело напрягается и превращается в камень. Мне не нравится ее предупреждение. Я задницей чувствую, что ее дальнейшие слова сотворят со мной какой-то пиздец. Впервые в жизни я хочу ошибиться.

– Тина…

– Обещай! – настаивает она с истерическими нотками в голосе.

– Обещаю, – выдыхаю, чувствуя, как разгоняется мое сердце. Если какая-то сука обидела мою женщину, я порежу это чудовище на ленты и развешу их по городу вместо праздничных флажков. – Говори.

– Юра объявился.

– Кто? – не сразу догоняю я.

– Мой бывший муж. Ровинский.

– Откуда вылезла эта мразь?