расслабляюсь, чувствуя, как напряжение потихоньку покидает ее тело. Скоро накроет усталость, и она вырубится. До этого надо сделать так, чтобы она видела самые сладкие сны.

– Значит, надо это исправить. – Снимаю крышку с коробки и, зажав между пальцами конфету, подношу ее к губам жены. – Открой ротик.

Глава 47

Андрей

Вот сейчас я жалею о том, что ушел из оружейного бизнеса. Сделал все возможное и невозможное, чтобы обезопасить свою любимую женщину. А прилетело, сука, откуда не ждали. Может, позвонить своим старым контактам и взять у них какой-нибудь глок? Засунуть его в глотку уроду Ровинскому и вынести к чертям мозги.

Курю на балконе, сидя в плетеном кресле. Я уже давно избавился от этой привычки и возвращаюсь к сигарете только в редкие моменты, когда выпью. Но вот сегодняшняя ситуация выбила меня из колеи, и почему-то именно сигарета показалась мне способом притормозить и разложить все по полочкам. Спланировать, что и как я буду делать, чтобы не привлечь лишнее внимание к Громовым и максимально обезопасить Тину. Ни хрена это не помогает. Пока, по крайней мере. До тех пор, пока не попустит эта нервозность, здраво рассуждать я не смогу.

Мой телефон вибрирует в кармане. Хмурясь достаю, думая о том, кто это надумал позвонить мне в час ночи. Быстро отвечаю на звонок, когда вижу номер Матвея.

– Мы нашли его. Координаты сейчас скину сообщением. Помни о моей просьбе и не появляйся в том районе один. Если надо, я дам своих людей или поеду с тобой. Туда даже полиция не суется.

– Кидай координаты, дальше я сам.

Заглянув в спальню, убеждаюсь, что Тина крепко спит. Она слишком измотана визитом бывшего мужа. Не могла уснуть и мучилась головной болью.Так что выпила снотворное и вырубилась. Сейчас мне это только на руку.

Стянув из корзины ветровку, которую еще не успели постирать, тихо обуваюсь, беру ключи от машины и спускаюсь вниз.

Район и правда говно. Надеюсь, старший Громов, сев в мэрское кресло, разгонит всю эту шваль из города.

Тормознув у обочины возле дома, на который указал Мот, выхожу из машины. Накидываю ветровку, достаю из багажника бейсбольную биту и, поставив машину на сигналку, захожу в обшарпанный подъезд. Входная дверь болтается на одной петле, стены убитые, на ступеньках валяется мусор вперемешку с использованными презервативами и шприцами. У меня в горле встает ком и начинает подташнивать от увиденного. Такому, как этот мудак Ровинский, самое место в таком гадюшнике.

Поднявшись на второй этаж, делаю глубокий вдох и с ноги толкаю дверь в квартиру. То, что я там вижу, не описать двумя словами. Дым висит коромыслом. Причем запах сигарет смешался с запахом дури. Пьяные, обдолбанные люди снуют по этому притону, словно зомби. Какой-то мужик в углу старого, пропаленного и засаленного дивана лениво дерет шлюху, у которой нет то ли сил, то ли желания даже тихонько простонать. Она просто что-то мычит, широко расставив ноги.

Заглядываю в каждый угол, высматривая мудака, но его здесь нет. Внезапно слева раздается мужской смех, и я толкаю дверь в другую комнату. Здесь тоже кумар стоит такой, что толком ни черта не видно. Прищуриваюсь, разглядывая мужиков, сидящих за столом с картами в руках.

– Че надо? – спрашивает один, но я на него уже не смотрю, потому что в поле зрения попадает Ровинский.

Узнав меня, он резко вскакивает, и стул падает на пол.

– Слышь, мужик?! – встает еще один из-за стола. – Че надо, я спрашиваю?

Упершись концом биты ему в грудь, толкаю так, что он заваливается на свой стул.

– Ты не охуел ли?! – рычит он, снова пытаясь подняться.

– Я за ним, – киваю на Ровинского.

Но прежде, чем его друзья даже успевают повернутся, чтобы посмотреть на него, Ровинский… выпрыгивает в окно. В окно, блядь! На втором этаже!

Срываюсь с места и бегу туда. Наклоняюсь, чтобы посмотреть вниз, и вижу, как Ровинский, петляя между мусорными баками, сваливает за угол.

– Сука! Испарись из города, мразь! Я все равно найду тебя и порву, падла! – ору я, выпрямляясь. Перед глазами встает красная пелена, и я сношу со стола все, что там стоит и лежит – карты, стаканы, бутылки, пепельницы.

Мужики, которые еще минуту назад были готовы что-то мне предъявлять, отскакивают от стола, как ошпаренные. Немного успокоившись, обвожу практически невидящим взглядом их лица.

– Передайте этому пидару, что теперь пусть спит с открытыми глазами. Потому что я, сука, найду и покалечу. Раздавлю эту гниду.

Выплюнув последние слова, будто горькую пилюлю, сваливаю из этого дома. Бегать по вонючему наркоманскому району смысла я не вижу. Наверняка мудак Ровинский знает его лучше, чем я. А обшаривать в одиночку эти заброшенные дома – это практически подписать себе смертный приговор. Иногда достаточно вколоть человеку использованную иглу, чтобы он уже мог прощаться с жизнью. Этот район надо выжигать напалмом, и только после этого пытаться что-то или кого-то здесь найти.

Ну ничего, я все равно отыщу эту мразь. Не сегодня, так завтра. Главное, теперь обеспечить безопасность Тины и Пашки. По дороге домой набираю Матвея.

– Нашел?

– Нашел. Но он свалил. Короче, присматривай за своими, на мне безопасность Пашки с Тиной. Только вот хер его знает, куда он скрылся, и что дальше сделает.

– Будем наблюдать. Если нужна помощь, маякуй.

– Ага, спасибо, – отзываюсь коротко и кладу трубку. – Сука! – реву, лупанув по рулю.

Дома принимаю душ, дважды намыливаясь, потому что меня не покидает ощущение, будто вся эта грязь прилипла к моей коже. Я не могу нести эту мерзость в постель к жене. Натираю кожу до скрипа, и только после этого иду в нашу с Тиной спальню.

Сбросив с бедер полотенце, забираюсь под одеяло. Поправляю разметавшиеся по подушке волосы Тины и притягиваю ее спиной к себе. Она тихонько стонет, а потом ерзает по кровати, устраиваясь поудобнее. Член, за эти несколько дней истосковавшийся по моей женщине, тут же оживает, почувствовав, как любимая попка прижимает его к моему животу. Дергается и впечатывается в нежное полушарие. С каким удовольствием я бы сейчас… Но нет. Тина должна отдохнуть. К тому же, после пережитого тыкать в нее членом – такая себе идея. Так что я просто наслаждаюсь тягучим и немного мучительным возбуждением, и в таком состоянии уплываю в сон.

Просыпаюсь, услышав спор Пашки с Тиной.

– Мам, я не могу никуда не ходить, потому что ты просто так хочешь!

– Я сказала, ты пока из дома не выходишь, что непонятного?!