хотела, чтобы у мистера Вуозо были неприятности, и мне казалось, что Дениз все поймет неправильно. Раз уж у меня не получилось объяснить ей, почему мой папа — плохой, то и про то, что мистер Вуозо — хороший, тоже не вышло бы.

По пути домой я думала, как буду заниматься с Томасом сексом. Я Думала, что Дениз ошибалась и что он вовсе не собирался меня использовать. На мой взгляд, Томас предложил мне честную сделку. К тому же я по нему соскучилась. И мне снова хотелось стать его девушкой.

Прямо из автобуса я пошла к Мелине.

— Можно, я книжку почитаю? — спросила я.

— Конечно.

Я прошла следом за ней в дом и удивилась, какой худенькой она казалась со спины. Мне это нравилось, ведь на пару секунд можно было вообразить, что ничего она и не беременна.

В гостиной Мелина уселась на диван, достала клубок желтой шерсти и крошечный свитерок и принялась стучать спицами.

— Совсем как кукольный, — заметила я, кивая на свитер.

— Ага.

— Когда твоя дочка подрастет, можно будет отдать ее старую одежду куклам, — предложила я.

Мелина пожала плечами.

— Это если она будет играть в куклы.

Моя книга лежала на журнальном столике, там же, где я ее оставила в прошлый раз. Интересно, когда к Мелине с Гилом приходили гости, они не удивлялись, что тут лежит такая книга?

— А разве книжку не надо куда-нибудь убрать? — спросила я, беря ее в руки.

— Зачем? — удивилась Мелина, глядя на меня поверх вязанья.

— Не знаю.

— В этой книжке нет ничего плохого, — объяснила она. — И я рада, что любой может зайти к нам и почитать ее.

Она вернулась к вязанью, а я огляделась, решая, куда же мне сесть. Неподалеку стоял стул, но я решила устроиться на полу. Мне хотелось сесть подальше от Мелины, чтобы она не могла рассмотреть, какую именно главу я читаю. К тому же мне нравилось быть ниже ее. Так я чувствовала себя маленькой девочкой.

В книжке говорилось, что, раз уж я решила заняться сексом, мне нужно знать о болезнях, которые он может принести, и обязательно использовать презерватив. Еще там писали, что та часть моего тела, которая ответственна за оргазм, может почувствовать вибрацию, когда Томас введет свой пенис. А в одной главе рассказывали о том, что раньше девственность считали символом чистоты, но что теперь это уже не так, и что на самом деле девушка может поступать так, как хочет, и что больше женщины не могут быть чьей-то собственностью. В чем-то это мне понравилось, но вообще-то я загрустила. Мне-то большую часть времени, наоборот, хотелось кому-нибудь принадлежать.

— Джасира, — позвала меня Мелина.

— Да? — Я оторвалась от книжки.

— У меня для тебя кое-что есть.

— Что?

— Погоди секунду. — Мелина положила вязанье на стол и ушла на кухню. Вернувшись, она протянула мне связку ключей. — Держи.

— Это от чего? — не поняла я.

— От этого дома. Если тебе захочется сюда прийти, в любое время, не важно почему, пользуйся ключом.

— Правда?

— Конечно. И ты не должна сообщать мне, почему тебе захотелось прийти. Можешь приходить телевизор смотреть или книжку читать — как тебе захочется.

— А если тебя не будет? И дома будет только Гил? — спросила я.

Я представила, как прихожу домой к Мелине, а там только Гил, и как я буду мучиться, не зная, что сказать. Это было бы ужасно.

— Спасибо, — поблагодарила я.

— Пожалуйста, — откликнулась она, усаживаясь обратно на диван.

— Я, наверное, им даже не воспользуюсь, — добавила я.

Мелина взялась за вязанье.

— Ну, наверняка ты этого знать не можешь.

Я вернулась к чтению, но сосредоточиться больше не могла. Я все думала, как бы это было — прийти в дом Мелины и никогда отсюда не уходить.

Вечером, перед тем как идти спать, я сказала папе, что пошла в душ, а на самом деле отправилась брить волосы на лобке. Я взяла одну из бритв Томаса и постаралась сделать все так, как ему нравилось: тоненькой полосочкой ровно посередине. Закончив, я собрала все волосы, завернула их в туалетную бумагу и выбросила в ведро.

Проснувшись утром, я надела свой самый красивый бюстгальтер и трусики. Только тогда я заметила, что они по цвету не совпадают. Серый лифчик оказался одним из тех, что купил мне папа, а трусики были белые. Я надела джинсы и свитер, прошла с рюкзаком в ванную и спрятала в маленький кармашек презерватив мистера Вуозо.

В школе я наткнулась на Дениз, которая дожидалась меня у шкафчика.

— Ты ведь не будешь этого делать? — спросила она.

— Нет, — ответила я. — Буду.

— Но почему?

— Девственность не делает меня чистой, — заявила я.

— Что? — не поняла Дениз.

— И я не чья-нибудь собственность.

— Да я никогда такого и не утверждала, — удивилась она. — Просто мне кажется, что со стороны Томаса не очень честно менять твою девственность на его прощение.

— Все совсем не так, — возразила я.

— Тогда как же?

— Я же тебе уже объяснила, — втолковывала я ей, — я хочу заняться сексом с Томасом. А если заодно это поможет ему меня простить, то тем лучше.

— Это глупо, — решительно заявила Дениз. — И мерзко. И зачем только ты меня во все это посвятила?

Она пошла прочь, а я смотрела, как воинственно подпрыгивают ее волосы в такт тяжелым шагам.

За обедом Томас поинтересовался, не забыла ли я презерватив, и я его успокоила.

— Что, только один? — спросил он, и я кивнула.

После школы я прошла мимо своей остановки и встретила Томаса перед его автобусом. Мы залезли внутрь и уселись на задние сиденья. Всю дорогу он держал мою ладонь в своей, как когда-то в школе, и иногда наклонялся, чтобы шепнуть мне на ухо: “Я с тобой трахнусь”. Я не знала, как на это реагировать, так что просто кивала головой.

Когда мы подошли к дому Томаса, он засунул руку под рубашку, чтобы достать ключ с цепочки на шее. Саму цепочку он снимать не стал, только наклонился до уровня замочной скважины и открыл дверь.

Войдя внутрь, я первым делом отметила, какой же огромной кажется их гостиная без рождественской елки. В воздухе до сих пор витал аромат хвои. Томас, забрав на улице почту, сложил ее на столик рядом с дверью.

— Хочешь чего-нибудь поесть? — предложил он.

— Давай, — согласилась я, немного нервничая.

Мы прошли на кухню. Столешницы все сияли, а вот в раковине скопилась гора грязной посуды. Папа всегда говорил, что ни за что на свете нельзя оставлять немытую посуду в раковине, потому