авторы, и в этой работе Гуссерль в общем и целом придерживается подобного же объективистского понимания результатов, понятий математики. Из-за этих особенностей интерпретаторы подчас подозревают автора ФА в том, что он является платонистом – эту характеристику, кстати, постоянно относят и к «Наукоучению» Больцано.

4. Однако, по моему мнению, подобные определения в конечном счете (если не сводить дело к отдельным неясным формулировкам) нерелевантны самой сути тех исследований, которые проводили сначала Больцано, а потом и Гуссерль. А эта суть (опять же по моему мнению) как раз и состояла – что было акцентировано в других аспектах и что важно в обсуждаемой связи – в весьма перспективных попытках синтеза двух блоков материала (одновременно математического, философско-математического, логического, общефилософского), т. е. того синтеза, который относился к объективной, чуть ли не вечной значимости царства «истин самих по себе», и того, который парадоксальным, непривычным (даже осуждаемым – особенно у Фреге) образом возводил эти же положения (истины) к, казалось бы, чисто «субъективному» царству представлений.

Уже Больцано видел выход (потом поддержанный у Брентано) в том, чтобы по-новому проанализировать «царство представлений» и показать, что в некоторых их видах мы имеем дело со сходным качеством выхода за пределы чисто субъективных свойств и характеристик.

Конечно, и у Больцано были свои предшественники на этом пути – те мыслители, которые сочли верной и перспективной попытку Канта говорить (уже в разделе о чувственности) о «чистых формах созерцания», а потом о неотъемлемости каких-то особых форм видения от самых отвлеченных идей, понятий рассудка и разума.

Имея в виду эти общие линии нашего подхода, рассмотрим проблему несколько подробнее, сосредоточившись на последних пунктах, т. е. на тончайшем анализе, различении представлений у Больцано и на предложенном им синтезе предложений и представлений «самих по себе» (an sich).

§ 1. «Предложения (положения) сами по себе» (Sätze an sich)

Движение анализа в «Наукоучении» Больцано, поскольку оно касается этой темы – «an sich» (предложений или представлений самих по себе, или, как у нас чаще всего переводят – на мой взгляд, неправильно – «в себе»), естественным образом начинается с предложений (Sätze), как они выступают вовне, т. е. в речи или в письме. Больцано различает «высказанные предложения» и «предложения, выраженные словами» (Wörter). Не всякий набор слов является, согласно Больцано, предложением; предложение – «полное» высказывание: «вездесущий бог» – не предложение; предложением слова становятся в форме «бог вездесущ» (т. е. собственно, бог есть, является вездесущим; что в европейских языках предполагает связки «ist», «is» – «есть»). Больцано вводит и такое различение: «gedachter Satz», помысленное предложение, и «behaupteter Satz», т. е. предложение (как)=утверждение. Отсюда он делает шаг к логическому понятию «суждения» (Urteil). «Только помысленное или [ставшее] утверждением предложение, т. е. только мысль (Gedanke) в предложении, равно как и суждение, содержащее известное предложение, обладают наличным бытием (Daseyn) в душе существа, которое помыслило мысль, или суждение; но лишь предложение само по себе, которое составляет содержание (Inhalt) мысли или суждения, не есть нечто существующее…».[104]

Эту сложнейшую конструкцию не так просто понять. Думается, Больцано имеет в виду следующее.

Когда мы видим или слышим какое-либо предложение, то в них обретают «бытие» (Dasein) мысль (если предложение помыслено) и суждение (если предложение высказано). Что касается содержания (Inhalt) мысли или суждения, то оно не имеет такого же способа «наличного бытия», как мысль или суждение, не является столь же «действительным», как они. Вот это-то содержания Больцано называет «предложениями, положениями самими по себе» (как таковыми).

Интерпретаторы справедливо отмечают, что терминология, с помощью которой у Больцано выражаются все эти оттенки, весьма сложная и запутанная.[105] Получается, что «предложения сами по себе» как бы имеют место тогда, когда… никто не читает и никто не слышит соответствующие эмпирические, реально «являющиеся нам» предложения. Вот пример подобного рассуждения у Больцано: «То, что выражают слова “равносторонний треугольник является и равноугольным” – в случае, когда никто не читает и не понимает их, и есть предложение само по себе (Satz an sich); то, что порождается благодаря их проблеску в душах наших читателей, это помысленное предложение, или субъективное представление о каком-либо предложении; и наконец, когда читатели познают истину этого предложения при его высказывании, – только тогда оно впервые есть суждение».[106] Или другое высказывание: «Надо проводить существенное различие между действительным вынесением суждения (dem wirklichen Urtheilen) и просто процессом мышления или представливанием (Denken oder Vorstellen). Например, я в данный момент думаю, что есть гномы; но я только мыслю, но не утверждаю этого, т. е. не выношу суждения».[107]

Когда читаются или произносятся слова «разносторонний треугольник также и равноугольный», то это пробуждает в душе читателя или слушателя, даже незнакомого с делом, некоторую мысль. В этом случае имеет место, согласно Больцано, некоторый психический феномен, но пока это не суждение. Суждение может появиться не тогда даже, когда человек понимает сказанное или прочитанное, а только тогда, когда он знает, что высказанное – истина и почему можно судить (urteilen) именно так. Несомненно, подобные рассуждения и определения не только трудно понять: понимая их, логики, например, не приемлют столь «строгого», почти «потустороннего» толкования суждений.

От «предложений самих по себе» Больцано переходит к ещё более трудному пункту – к так называемым «истинам самим по себе» (Wahrheiten an sich), и говорит о них: «Они не обладают никаким действительным бытием, т. е. не являются чем-то таким, что занимает где-либо какое-то место, или находится в каком-то отрезке времени, да и вообще так или иначе предстает как нечто действительное».[108]

Итак, «истины сами по себе» не обладают, по определению Больцано, каким-либо видом действительного”, т. е. пространственно-временного бытийствования. Но парадоксальным и удивительным образом они всё-таки имеются, «есть» (sind). Это одна сторона парадокса, трудности. Другая сторона состоит в том, что – согласно Больцано, – «истины сами по себе суть познания».

«Хотя, следовательно, все истины сами по себе, – пишет Больцано, продолжая нагромождать трудности, – также и познанные (именно познанные Богом), понятие истин самих по себе следует тщательно отличать от познанных истин, или (как говорят также) от истин познания. Вместе с этим логикам должна быть предоставлена свобода говорить об истинах самих по себе – совершенно с тем же правом, с каким… геометры говорят о пространствах как таковых (т. е. о простых возможностях известных мест), не предполагая мыслить их наполненными материей…».[109]

При сравнении, сближающим логику с геометрией, Больцано рассуждает так. Геометр называет понятие тысячеугольного многоугольника реальным, хотя, скорее всего, нигде нет такого “предмета”, ибо все подобные понятия вообще содержат только возможность такого рода предметов.[110]

Это