Женщиной она была несомненно умной и образованной, а главное – умеющей сходиться с людьми. Но жажда власти и… Будем говорить прямо – «слабость на передок» заставляли князя задуматься. Как только он представил переворот в ее исполнении, как ему поплохело – это ж гарантированная олигархическая система с дальнейшим закрепощением крестьян.

Елизавета вот – пусть и вполне законная императрица, но и она пришла к власти в результате переворота. А результат? Пришлось расплачиваться все теми же крестьянами, и… образовалась своеобразная каста, которой было позволено почти все. Что будет, если на престол в результате переворота взойдет Екатерина, не имеющая никаких прав…

Да известно что – крестьян будет раздавать миллионами, предварительно их закрепощая[83], это даже не скрывалось! Тем, кто помог осуществить переворот, да любовникам, да… В общем, экономике хана.

Он не помнил, да и не понимал, как справилась Екатерина в том мире, но экспериментировать ему не хотелось. «Умирать нужно за что-то стоящее», и он счел, что законный, умный и склонный к реформам на благо народа Петр лучше своей супруги, брак с которой держался исключительно на воле Елизаветы. По словам придворных, вместе они не спали уже несколько лет – и не импотенция Петра тому виной, любовница у него была. По словам самого Петра Федоровича, которому надоела роль рогоносца, он просто брезговал «чернильницей, в коей побывало слишком много перьев»…

* * *

– Да сколько можно, подстилка гвардейская! – в кои-то веки Петр устроил супруге грандиозный скандал. – Не люб я тебе, так заведи одного, одного кавалера. Но не полдюжину! Да ладно бы еще полдюжину, но таилась бы хоть, а то в казармы гвардейские ночевать ходишь. Петербург уже давно в курсе, а людям пальцев на руках да ногах не хватает, чтобы кобелей твоих пересчитать! Все, как стану императором, – развод немедля!

Екатерина слушала его, бледная и злая, опустив голову в пол. Вины за собой она не чувствовала, брак очень быстро стал неудачным и на редкость несчастливым. Родила Павла, а там… Чужими они с мужем друг другу стали очень быстро.

Ну а гвардейцы… Женщина прикрыла веером злую усмешку… Что ж, если он считает ее распутной дурой, пусть считает – гвардия-то за нее!

* * *

Впрочем, поводов для беспокойства пока не было, и каких-то нехороших разговоров не велось. Так, велись своеобразные беседы в гвардейских казармах, но не серьезные. Да и велись они постоянно – после участия в нескольких переворотах гвардия решила, что «право имеет». В войсках, да и в народе наследника любили.

Несмотря на твердый выбор, Игорь решил держать формальный нейтралитет – не тот у него пока уровень для серьезных интриг, «съедят». Заметит что нехорошее – постарается вмешаться и предотвратить, ну а на нет и суда нет.

Дождавшись возвращения денщика от учителей, улан пошел в конюшни, решив съездить в расположение полка, куда недавно на излечение приехали старые приятели.

– Хорошая девочка, хорошая, – погладил он Звездочку и скормил ей несколько яблок. Конюхи почтительно наблюдали, стоя неподалеку.

– Ну как она, не шалит? – поинтересовался офицер.

– Нет, ваше высочество[84], – доложил пожилой конюх с полуседой длинной бородой аж до пояса, – кобылка ласковая и добрая, разве что фыркнуть в ухо любит да головой в плечо толкнуть.

– А как мои кони?

Свой подаренный (и докупленный) табун попаданец пристроил на царскую конюшню, содержать более трех десятков породистых коней без всяких преференций его «давила жаба». Ну а так – договорился с конюшим и конюхами, и теперь сюда приводили на случку кобыл, отстегивая ему и «компаньонам» денюжку.

Пройдясь по конюшне и покормив свой табун яблоками (чтоб не забывали!), он вскочил в седло Звездочки, оседланной за это время конюхами, и вместе с денщиком порысил к слободе, придерживая бочонок вина в седле.

Несмотря на звание уланского подполковника, офицером он, судя по всему, останется «за штатом». Все пожелания вернуться в полк мягко пресекались, а потом и сам воин смирился, решив использовать ситуацию во благо. Во благо в его понимании – прежде всего в пользу полка и армии.

Сослуживцев он ценил и доверял им, да и люди в уланском полку подобрались хорошие. А после его уроков танцев, фехтования, рукопашного боя и светских вечеров в Вене… можно было уверенно говорить, что они если чем и уступают гвардии, так это только богатством и родовитостью. Ну и соответственно – это надежная команда.

О важности своей команды твердил ему как отец, так и отчим, так что помогать своим попаданец считал «святым долгом». Начал он с малого – просто помогал инспектировать отправляемые в действующую армию обозы. Сперва – только те, что предназначались непосредственно для полка, ну а потом его стали припрягать и для проверки любого армейского имущества.

* * *

– Эк! – Рысьев подошел к обозу, еще раз проверив груз. – Ну один к одному!

– Дозвольте, господин полковник? – обратился ездовой. Кивок в ответ…

– Так это князь Грифич самолично отбирал все да поставщиков в Петербурхе аж загонял. Сколько их там под суд пошло да на каторгу… Уу…

– Ххе, – довольно выдохнул полковник и зажмурился. Затем поглядел на остальных офицеров полка. – Получается, что у нас теперь сильная рука в столице есть, а?! Воевать мы и сами справимся, хотя, конечно, добрый вояка не помешал бы…

– Эт точно, – согласился Лисьин, повышенный недавно до корнета, – да и фехтмейстер…

– Ничо, – утешил Рысьев сослуживцев, – Грифич и в Петербурге воюет – эвона какие припасы-то! Отборные. А эт сами знаете – животом никто не будет маяться да помирать от гнилой еды, да осечек у пистолей не будет из-за скверного пороха… Почитай, полсотни жизней нам в полку обоз спас!

* * *

Была у него специфическая черта, в которой попаданец винил почему-то капельку немецкой крови, текшую в его венах, – педантичность. Несмотря на любовь к адреналину, любые свои военные вылазки Грифич продумывал «от и до», чтобы не было нелепых и трагических случайностей.

– Ваше высочество, помилосердствуй! – хватался ползающий на коленях толстый купец за ноги. – Детишки малые!

А вот это он зря… Привычку воров оправдываться детишками попаданец ненавидел еще в двадцать первом веке, когда цыганок-наркоторговок просто невозможно было посадить по закону из-за оравы разновозрастной ребятни.