— Ведьмак, — терпеливо вздохнул Гонорий, — кстати, может, скажешь имя свое? А то неловко мне ведьмаком тебя кликать, будто совсем безымянного. Нехорошо как-то.

«Неловко штаны через голову надевать. Для рук место есть, а голову куда вдеть, непонятно», — подумал про себя Алишер, но имя свое все же назвал. Отчего не сказать, когда вежливо просят. Некоторые, правда, считают, будто, имя свое назвав, даешь знающему человеку власть над собой и он что угодно с тобой сможет сделать. Но то если истинное имя сказать. Ведьмакам же дают новое, лишь только переступят они порог ведьмачьей крепости. Говорят, надобно забыть все, что было до ученичества, ибо избравшему стезю борьбы с нежитью, нечистью, да монстрами всякими нет пути обратного. Либо переродиться в ведьмака, либо умереть. Третьего не дано.

— Алишер, — повторил жрец задумчиво. — А меня Гонорием зовут. Вот и познакомились.

— И тем не менее почему ведьма, а не молитва? — не унимался Алишер. — Ведь вы есть слуги Всевышнего, из всех живущих стоите ближе к нему. Чья как не ваша молитва будет услышана? Если Всевышний не снисходит до исцеления собственных жрецов, то на что же остальным смертным рассчитывать?

Жрец осуждающе покосился на своего спутника, но пенять на поминание Всевышнего всуе не стал.

— Не думаешь же ты всерьез, что Всевышний должен спускаться с небес в сиянии и славе, чтобы утереть жрецу нос, стоит лишь служителю чихнуть? — поинтересовался Гонорий. — И потом, кто как не Всевышний создал разные травы и прочие растения? Всевышний дал их нам в помощь в качестве пропитания и лекарства. И если, выпивая тот или иной отвар, мы исцеляемся, в том есть промысел его.

— Допустим. Ну а ведьма-то тут при чем, если все так разумно устроено, — настаивал Алишер.

— Ну так ты, коли сапоги надобны, идешь к сапожнику и заказываешь ему пару или же покупаешь что-то из готовых. Если бы не сапожник, тебе бы самому пришлось мастерить себе обувь. И наверное, ты бы смог. Только сапоги вышли бы не в пример хуже. То же самое и с ведьмой. Она все травы знает: что для чего годится и в какую пору собирать. От простуды чай с медом и малиной мы и сами попить сможем. Ну а если что посерьезнее случится, то без нее не обойтись. Ведь каждый важен на своем месте, не находишь?

Алишер невольно признал, что в чем-то жрец действительно прав. Вон как вывернулся и ведьму к месту приплел. Если исходить из того, что все живое создал Всевышний и растения позволил человеку использовать в качестве пропитания, то почему не пить зелье, изготовленное из них, для собственного исцеления? И тем не менее то, что жрец пользуется услугами ведьмы как лекаря, казалось ведьмаку чем-то сродни извращению. Пока Алишер обдумывал всю необычность таких отношений, жрец не только вывел его из леса, но и довел практически до окраины села.

«Быстро мы. Вот что значит хороший выбор проводника», — удивился про себя ведьмак, с изумлением разглядывая внезапно показавшиеся из-за поворота деревенские дома. После леса, в котором он провел целую вечность, даже оскаленные морды злобно лающих псов казались милыми и родными настолько, что их хотелось расцеловать от нахлынувшего умиления. Алишеру стоило большого труда сдержать неуместный порыв. Собаки могли не оценить нахлынувшей на чужака нежности и откусить что-нибудь, например, нос.

У хренодерского храма Всевышнего собралось все село, кроме разве что совсем малых, совсем старых, деда Тарасюка, которого решили не звать после нагнанного им затяжного ливня, раскатисто храпящей на столе в «Пьяном поросенке» прислужницы жреца Марыськи, жены кабатчика, что раздраженно убирала за ушедшими мужчинами, и самого жреца, которого в этот момент в Хренодерках не было. Женщин на стихийное собрание привела жена головы Параскева. Каждая уважающая себя сельчанка явилась с необходимым набором: скалка, вилы и лающая от всеобщего возбуждения псина. Собакам отводилась не последняя роль в поисках запропастившегося жреца по найденным в храме вещам Гонория. Мужики же явились прямиком из кабака и по сравнению с женской половиной Хренодерок оказались совершенно не готовы к серьезной схватке с предполагаемым противником. У женщин и вилы, и скалки имелись в наличии, а некоторые особо запасливые даже косы прихватили на всякий случай (ежели на обратном пути травка какая встретится, скотине подкосить), а мужчинам из кабака удалось взять лишь тяжелые кружки. Женщины и мужчины шли с разных сторон, неожиданно встретились возле храма и замерли в остолбенении, не зная, чего ждать от противоположной стороны.

«Куда это они гурьбою направились? Небось в кабаке самогон закончился, так за добавкой навострились», — подумали бабы.

«Небось не дождались с поручением, в кабак искать пошли», — с тоской порешили мужчины, обреченно готовясь к бурному выяснению отношений.

Мужчины поработали руками и вытолкнули вперед Панаса как самого авторитетного. Его небось бабы послушают. Ну или хотя бы часть гнева подрастеряют, пока он говорить станет. Под строгим взглядом жены голова мялся, робел, переступал с ноги на ногу, чесал затылок и мучительно думал, что бы такое сказать и не уронить себя в глазах Параскевы и окружающих. Собаки, узрев своих хозяев с противоположной стороны, перестали рвать поводки, уселись мохнатыми задами на еще толком не просохшую землю, предоставив людям разбираться самостоятельно. Псы точно знали, что в данном случае принимать чью-либо сторону опасно для здоровья: в кормежке могут начаться перебои. Кобель головы смотрел на Параскеву с таким немым обожанием во взоре, что сумел бы превратить январский снегопад в июльский дождь. Если бы у женщины был с собой кусок мяса, отдала бы не задумываясь.

— И что вы здесь делаете? — в лоб задал Панас терзавший его вопрос, и Параскева тут же пожалела, что не задала его сама.

— А вы? — на всякий случай подозрительно прищурилась она, памятуя: когда мужчины собираются в таком количестве и мрачно шествуют из «Пьяного поросенка», это может закончиться чем угодно.

Неизвестно, что взбрело в их буйные головы.

Панас задумчиво почесал затылок, затем поскреб подбородок, выжидая, не решит ли жена ответить первой, и оттягивая собственный ответ. Но Параскева молчала, буравя супруга пристальным взглядом. А голове сложно было сформулировать цель всеобщего похода, так как у них было лишь направление. Мужчины зашушукались: мол, не пора ли совершить тактическое отступление в кабачок для проведения экстренного военного совета.

— Да в храм мы идем, — возвестил из-за широких спин дед Налим, прервав затянувшееся молчание.

Мужчины согласно зашумели и ласково подтолкнули деда вперед. Налим был стар, бабка его давно гостила у Всевышнего, зажившегося супруга поджидая, поэтому сельчане рассудили, что тот уже достаточно пожил, а значит, страшиться ему уже нечего.

— Жрец-то наш куда-то запропастился… — на тон тише выдохнул Налим, попытался нырнуть обратно за спины, но народ не дал, плотно сомкнув ряды перед новоявленным оратором. — Хотим посмотреть, не в храме ли он… А то, может, отбивать у ведьмаков его надобно?