я на самом деле. Хорошо, что он пока в отключке и ничего не слышит.

— Шэнна? — удивился Апельсинчик.

— Да. Это мое имя. Или с ним какие-то проблемы? — невозмутимо вздернула брови.

— Никаких, Шэнна, — криво ухмыльнулся. — Есть будешь?

Я хмуро глянула на Блондина. Виноватый взгляд ничуть не уменьшил мою злость. Самоуверенный мальчишка. Интересно, а если бы фей-ир не узнали меня, оставили бы кого-то из них в живых? После того бедлама, который натворили, вряд ли. Наверняка бы мстили за своих. За того, треснутого чем-то по башке, за покусанного волком, окровавленного оборвыша. Копченые не в счет, они пострадали больше морально, патлы отрастят в два счета.

— Не голодна! — упрямо сжала губы.

— Ну, как хочешь, — невозмутимо пожал плечами.

А я не удержалась и снова пристально посмотрела в сторону пленников. Задержала взгляд на Эдхарде.

— Что с моим псом?

Апельсинчик тоже покосился на мирно дремлющего волка.

— Спит. Мы его вылечили, не беспокойся. И… — замялся. — Ты в вообще курсе, что это волк? Коня мы тоже пытались привести. Но он сбежал от нас.

«Да что ты говоришь?» — подумалось едкое. Но вместо этого сказала:

— Мой волк! Какая, к керберам, разница? И конь тоже мой.

Медленно, опираясь на сену, попыталась подняться на ноги.

— Спасибо вам за гостеприимство. Но мы уже пойдем…

— Куда? — опешил Апельсинчик, не ожидав от пленницы такой наглости.

— Туда, — неопределенно махнула рукой.

Апельсинчик проследил за ней взглядом. Дружелюбная улыбка сбежала с прекрасного фей-ирского лица, и он недовольно нахмурился.

— Пока не вернется Гволкхмей, ты никуда не пойдешь. А он уж решит, что делать. Вы тут знатный переполох учинили.

Я громко фыркнула.

— А не нужно было нашего друга воровать!

Блондин еще ниже уткнулся в миску и густо покраснел.

— Нужно, — незнакомый резкий голос заставили вздрогнуть.

В широко распахнутом дверном проеме торчал, судя по всему, тот самый Гхол… Квол… Гвол… Гволкхмей. Явился не запылился, керберы бы его побрали… Что за изверги дают детям такие труднопроизносимые имена?

— Зачем вам бедная несчастная селянка? — продолжила прикидываться дурочкой. — Я никого не трогала, ничего плохого не делала. Шла по своим делам. Вместе с этим оболтусом.

— В компании волка и эх-ушкье. Что ж ты за селянка такая простая? — Гволк… креберовы хвосты… хмей изумленно поднял брови.

Я пожала плечами. Но ответ придумать не успела. Именно этот момент волк тихо рыкнул и пошевелился. А в голове прозвучал негромкий стон. И я, забыв о кружащейся голове, о тошнотворной слабости, сковавшей руки и ноги, сломя голову, кинулась к нему.

— Эд! Эд! Ты слышишь меня? — присела возле несчастного оборотня.

На нем больше не было ран, повреждений. Шкурка лоснилась и блестела, как новая, кроме небольшого участка на левом боку.

Волк дернул лапой. Открыл одни глаз.

— Прости меня, пожалуйста, я была неправа, — жалобно всхлипнула.

О том, что в случившемся больше вины Блондина, чем моей, умолчала. Хотелось настучать по голове поганому оруженосцу, который вместо того, чтобы бежать, решил помочь. Но какая теперь разница? Время не возвратишь, а он и так страдает.

— Не только ты, малышка, — понял меня Эд.

Я чуть ли не до крови прикусила губу.

— Тебе очень больно?

Страшно было даже дотронуться, вдруг причиню страдания неосторожным движением.

— Терпимо, — хмыкнул со смешком.

Выглядела со стороны я, наверно, более чем странно — общаюсь с волком, делаю вид, что понимаю его, чем не сумасшедшая. У фей-ир видимо волосы от удивления дыбом встали. Но мне было все равно.

Щеку что-то защекотало, и я с удивлением поняла, что это слезы.

— Прости меня — ткнулась в пушистую шерсть лбом.

— И ты меня, малышка, — послышалось в ответ. — Я ведь знал, что моя маленькая девочка не усидит на месте. Привык к послушным, ничего не соображающим куклам, а тут моя воинствующая горностаюшка.

Слезы текли и текли. Я не в силах была их остановить. Осторожно, боясь причинить боль, обнимала Эдхарда за шею, зарывшись носом в пушистую шерсть, шептала сбивчивые извинения. И вдруг вздрогнула, когда почувствовала, странное покалывание.

Тело волка начало меняться просто под моими руками, увеличиваться. Щекочущее ощущение от множества шерстинок исчезло. Вместо этого под ладошками возникла жесткая, чуть покалывающая ткань камзола. А спустя секунду я поняла, что сижу на коленях у Эдхарда, уткнувшись лицом ему в шею. Его руки крепко прижимали меня к груди. А губы целовали в макушку.

— Ваше величество? — внезапно прозвучал за спиной удивленный голос.

Глава 25

Сказать, что фей-ир удивились внезапному превращению, ничего не сказать. Узрев перед собой правителя соседней державы, еще и осознав, что всего несколько часов назад пытались его убить, основательно струхнули. Этот маленький нюанс мигом сбил спесь с их горделивых физиономий и заставил расположить нас с комфортом.

А уж задавать вопрос, по какой причине король Горарский решил в образе волка устроить взбучку поисковому отряду, а не пришел требовать своего оруженосца, пользуясь титулом, ни у кого не хватило духу. И, спустя несколько часов мы, включая Черныша, уже с комфортом переправлялись на другую сторону Утмы, где начинались владения фей-ир.

И чего уж скрывать, мне было чуточку приятно, что наглые представители лесного народа испытывают неописуемое смятение и даже небольшой страх. Так им и надо! Мы тоже боялись. Я-то уж точно. И блондин, уверена, тоже. Но это неблагородное чувство злорадства мигом вытиснилось из головы новыми впечатлениями.

На пароме я была впервые. С любопытством разглядывала все вокруг, несмотря на остерегающие окрики Эда, жалась к перилам и глазела на темные воды Утмы, кидала любопытные взгляды на усатого паромщика, и бочком… бочком пробиралась к нему, чтобы посмотреть, на то, как он работает.

Мужчина вначале хмурился, недовольно сопел, но, увидев неподдельный интерес, сдался. Кинув на меня парочку подозрительных взглядов, в которых почти незаметно светилось лукавство, принялся объяснять. Огромный плот плыл по реке, прикованный к натянутому от одного берега до другого тросу, как собака к цепи. И я диву дивилась, как могут один-два человека настолько легко управлять подобной громадиной. На пароме с легкостью размещались шесть лошадей, один вредный эх-ушкье, семеро фей-ир, двое оборотней и я. При чем, это я еще не считала самих паромщиков. Они тянули трос, отпихивались от дна длинными, крепкими палками, крутили какую-то