Великая княгиня не возразила более ни словом, и Чоглокова продолжила:

– Вы увидите, что я не буду вам помехой.

Чоглоковой было совершенно невдомек, что она весьма опоздала со своим предложением.

Екатерина и Сергей не могли поверить ничему, что давало им свободу в их близких отношениях.

– Скорее всего такие наставления ей дал канцлер Бестужев, – предположил граф Салтыков, – коего Чоглокова просто обожает и слушает каждое его слово.

– Возможно, она просто мстит Петру Федоровичу, у них непростые отношения.

– Что-то не поделили? – заинтересовался граф.

– Ах, не будем об том, Сережа, – попросила Екатерина. – Меня интересует, ужели канцлер поставил в известность императрицу?

– Не думаю. Хотя кто знает: раз вопрос стоит – быть наследнику или нет, то скорее всего он предложил, а она согласилась на оное.

– Поверить в оное неможно. Ей весьма важно, дабы ребенок был романовской, Петра Великого, крови.

Неожиданно императрица подарила Великому князю имение Люберцы, верстах в пятнадцати от Москвы. Но прежде, чем переехать туда, супруги должны были присутствовать на празднике: двадцать пятого апреля императрица праздновала десятилетнюю годовщину своего коронования в Москве. Она объявила, что церемониал будет в точности соблюден сообразно с тем, как был установлен в день самой коронации. Великая княгиня и Великий князь заинтересовались, как сие будет происходить.

Они получили приказание явиться к обедне в собор. Накануне императрица ночевала в Кремле. Екатерина и Петр выехали в девять часов утра из Летнего дворца в парадных экипажах и проехали всю Москву. Камер-лакеи шли пешком. Великий князь с женой вышли из экипажей у церкви. Чуть позже подъехала туда и императрица со своим кортежем, в малой короне на голове. Плечи ее укрывала тяжелая императорская мантия, кою, как всегда, несли камергеры. Государыня Елизавета Петровна встала в церкви на свое место, и во всем нынешнем действе, на взгляд Великокняжеской четы, не было ничего нового и необычного, чего не совершалось бы во все большие праздники. Так что юбилейный год восшествия государыни не произвел на них никакого особливого впечатления. Случившееся в те дни событие с Захаром Чернышевым озаботило Петра и Екатерину, как и весь Санкт-Петербург, гораздо сильнее. Оказалось, что Захар Чернышев и полковник Николай Леонтьев поссорились между собою из-за игры в карты у Романа Илларионовича Воронцова, что закончилось дракой на шпагах. Граф Захар Чернышев получил настолько тяжелую рану в голову, что его не могли вывезти из дома графа Воронцова, настолько он был плох. Чернышева вынуждено оставили в доме вице-канцлера. Оное известие весьма расстроило Великую княгиню, понеже она очень любила Захара. Леонтьева по приказу императрицы посадили под арест. Их поединок продолжительное время обсуждал весь город, понеже и у одного и другого дуэлянта имелось множество друзей и многочисленная родня. Леонтьев был зятем графини Румянцевой и весьма близким родственником Паниных и Куракиных. Граф Чернышев такожде имел родственников, друзей и покровителей. Сам Роман Воронцов, в доме коего случилась ссора, приходился отцом крестнице императрицы и Великого князя. К счастью, после долгих треволнений и опасений за жизнь Чернышева сильный организм оного пошел на поправку. Дело сумели замять – тем все и завершилось.

* * *

Екатерина сильно простудилась. Пролежала она с температурой около недели, а по выздоровлению с мужем отправилась не в Люберцы, а в Ораниенбаум, где снова целый день проводила на лошади и в мужском костюме. Чоглоков и его жена, доселе грубоватые в обращении, стали намного обходительнее – видимо, получив соответствующий указ от Бестужева. Окромя всего, Екатерина много времени проводила с четырехлетним сыном Чоглоковой, Наумом, и заслужила за то прямо-таки любовь матери малыша. Сергей Салтыков, убедив Николая Наумовича, что не стоит слушать глупости Великого князя о его, Салтыкова, недружелюбии к нему, стал близким поверенным и советчиком Чоглоковых. Сия дружба весьма заинтересовала придворных, понеже ни один человек, обладающий здравым умом, не стал бы просто так водиться с людьми, подобными Чоглоковым, тем паче – хитроумный граф Сергей Салтыков. Недолго пришлось присматриваться: уж слишком с завидным постоянством Екатерина встречалась со своим любимцем. Слух о сей связи дошел до ушей императрицы, находившейся тогда в Петергофе.

Гневаясь на что-то, государыня, не называя причину оного, имела привычку придраться совершенно к иному, к чему другой человек придраться бы и не додумался. На сей раз, узнав об отношениях невестки с Салтыковым, императрица, всегда благосклонная к привычке Екатерины одеваться в мужскую одежду, теперь вдруг выразила неприятие оному. Она заявила Чоглоковой, что манера Екатерины Алексеевны ездить верхом мешает ей иметь детей, и что костюм ее попросту неприличен.

По поводу отсутствия детей Чоглокова паки прозрачно намекнула государыне, что вина в отсутствии беременности лежит не на Великой княгине, и что, хотя Их Императорские Высочества живут вместе, а между тем возможности зачатия не происходило. Ответ сей совершенно вывел императрицу из равновесия, и она принялась отчитывать гофмейстерину за плохую работу. Елизавета Петровна напомнила ей, что та поставлена смотреть за ее племянником и невесткой, дабы направить их отношения в нужную сторону. Напоследок, дабы больнее уколоть гофмейстерину, разгневанная государыня заявила, что ее презренный муж Чоглоков настолько глуп, что позволяет водить себя за нос всем, кому не лень.

Сей разговор весьма расстроил Марию Симоновну, и она пересказала его Салтыкову, продолжавшему ходить в друзьях одновременно и у наследника, и у Чоглокова.

После встречи и доверительной беседы с Бестужевым Сергей сговорился с некоторыми своими приятелями споить Великого князя Петра Федоровича до бесчувствия, что было совершенно нетрудно сделать, понеже наследник любил приложиться к горячительному питью. После жалобы Чоглоковой на пристрастный разговор с государыней Салтыков положил действовать быстрее. На одной из очередных вечеринок друзья под его руководством не забывали подливать Петру крепкого вина, затем его, заснувшего прямо на стуле, завалили на стол и прооперировали – придворные лекари дожидались тут же, за дверьми. После оного маленького события Петр Федорович совершенно забыл своих оловянных солдатиков, особливо после того, как Чоглокова нашла для него хорошенькую вдовушку, дабы обучить его становлению мужчиной. Петр Федорович на радостях даже несколько раз являлся в спальню к своей законной супруге, чем привел ее в крайнее изумление.

Однако императрица явно гневалась на распространившиеся слухи. Испуганные полюбовники понимали, что надобно срочно что-либо предпринять для пресечения оных. В очень секретном совещании, устроенном Екатериной с Салтыковым и Нарышкиным, было решено, что Сергей с Левушкой под предлогом болезни родителей поедут к себе домой на месяц. На следующий же день они покинули двор. Болезнь и смерть матери Сергея Салтыкова продлила его отсутствие, во время коего императрица велела – к неудовольствию Великой княгини, да и наследника – приехать из Ораниенбаума к ней в Кронштадт, куда она отправилась для открытия канала Петра Первого, начатого по его приказанию и теперь законченного. Императрица хотела остаться в Кронштадте, дабы видеть, как снова выпустят воду из канала, но, разгневанная, уехала на третий день, понеже спуск не удался из-за инженерной ошибки. Из Кронштадта каждый вернулся к себе. Императрица Елизавета поехала в Петергоф, а Петр и Екатерина – в Ораниенбаум. Екатерина скорее рвалась домой, понеже чаяла, что Сергей сумеет извернуться приехать повидаться с ней, но, увы, надежды ее оказались напрасны.